– Так ты считаешь, что с мистером Арчером все прошло хорошо?

– Очень хорошо, – уверенно ответил Броуди. – Я думаю, это дело с партнерством выгорит. Арчер – человек честный. И первоклассный бизнесмен.

– Да, он мне тоже понравился.

Броуди сунул руки в карманы куртки. Шестое чувство подсказывало ему, что разговор о делах интересует ее не больше, чем его самого. Однако – хотя они именно с этой целью спустились в библиотеку – ни ему, ни ей не хотелось обсуждать то, что произошло несколькими часами ранее на «Александре».

– Энни.

– Да?

Броуди сделал глубокий вдох, задержал воздух и шумно выдохнул.

– Мне очень жаль, что так получилось с твоим отцом.

Анне показалось, что он вовсе не это собирался сказать.

– Не надо ни о чем сожалеть.

– Я хотел заранее рассказать тебе про доверенность. Эйдин намекнул, что неплохо было бы ее получить перед встречей с Арчером, но я не мог предположить…

– Честное слово, все в порядке. Так даже лучше. Рано или поздно это должно было случиться.

Он облегченно вздохнул:

– Я боялся, что ты меня заподозришь… Подумаешь, что это я нарочно подстроил, чтобы выкачать из твоего отца деньги или…

– Я никогда ничего подобного не думала. Мне даже в голову не приходило.

Их глаза встретились, и обоим показалось, будто воздух между ними наэлектризован, как во время грозы. В библиотеке стояла напряженная тишина, в которой явственно слышалось их возбужденное дыхание. Анна опять протянула руку назад, но на этот раз, чтобы ухватиться за столик и не покачнуться. С чувством безнадежности Броуди следил, как кровь отливает от ее щек. Желание прикоснуться к ней превратилось в навязчивую идею.

Вытащив руку из кармана куртки, он потянулся к шелковой розочке, украшавшей пеньюар у нее на груди. Лицо Анны дрогнуло, но она не отшатнулась. Броуди начал осторожно перебирать пальцами тонкие лепестки, а потом с силой стиснул их в кулаке. Губы у нее раскрылись от неожиданности, но она не вскрикнула. Господи, как хорошо он помнил ее рот! Втянув воздух сквозь зубы, Броуди хриплым шепотом проговорил:

– Иди спать, Энни.

Она не шелохнулась, и он неимоверным усилием заставил себя отступить на шаг.

– Уходи. Сейчас же!

Кровь снова прихлынула к лицу Анны обжигающей волной стыда. Она бросила на него страдальческий взгляд, проскользнула мимо и выбежала из комнаты.

Несколько долгих минут Броуди стоял неподвижно, тупо глядя на то место, где она только что стояла, и спрашивая себя, что он натворил.

Но вот в холле зазвучали легкие торопливые шаги. Броуди повернулся кругом. Да, вот оно – истинно верное завершение, все его прежнее поведение было глупейшей ошибкой. Он не должен был ее прогонять. А вот теперь…

В библиотеку вошла Дженни, и одного взгляда на ее лицо оказалось довольно, чтобы подтвердить давно уже мучившее его подозрение, которое ему очень хотелось считать ошибочным и недостойным ее. Ее и Ника.

Напряженная, взвинченная, она остановилась на пороге и неуверенно обвела глазами комнату, но, заметив его в полутьме, сразу поспешила к нему. Волосы у нее были растрепаны, одевалась она явно впопыхах; Броуди подумал, что она, должно быть, уже легла, но снова встала. Когда она заговорила, речь ее полились беспорядочным потоком, нетерпеливая и бессвязная:

– Нам надо поговорить. Я так больше не могу. Я не хочу ждать…

Броуди отступил на шаг, но Дженни проворно схватила его за руку и сжала ее в своих ладонях.

– Знаю, знаю, я обещала подождать, но это слишком тяжело. Прошу тебя. Ник, не прогоняй меня.

– Дженни…

– У меня больше нет сил терпеть. Жить в этом доме рядом с тобой, видеть тебя каждый день… О боже! Иногда мне кажется, что я взорвусь, если не дотронусь до тебя!

По лицу у нее потекли слезы, пальцы еще крепче стиснули его руку, голос перешел в сдавленный, срывающийся шепот:

– За что ты меня мучаешь? Я же знаю: ты все еще меня хочешь! Зачем ты притворяешься, что это не так?

Прикрыв глаза, Броуди покачал головой. Ему было жаль ее.

– Не надо, Дженни. Нет, послушай, не надо, это не…

– Ну пожалуйста!

Она обвила руками его шею, страстно прижалась к нему всем телом, притянула его голову и поцеловала.

Броуди машинально подчинялся ей. Безнадежная тяжесть сдавила ему сердце. Понимая, что объяснения не избежать, он положил руки ей на плечи, немного отстранился, чтобы заговорить, и увидел в дверях Анну.

Она сделала шаг вперед, потом второй. Ее глаза казались огромными и слепыми от боли. «Беги, Энни, беги!» – безмолвно и отчаянно воззвал к ней Броуди, но она, конечно же, не услышала. Его тело как будто оледенело. Дженни наконец тоже заметила, что что-то не так, и оглянулась. Увидев кузину, она разрыдалась еще сильнее;

– Что смотришь? – истерически закричала она Анне. – Он мой! Он всегда был моим! Ты не посмеешь отнять его у меня, он меня любит! Пусть говорит, что хочет, но он любит меня!

Увидев, что Броуди отошел от Дженни и двинулся к ней, Анна вскинула вперед обе руки, словно защищаясь. Прочитав жалость в его глазах, она преодолела судорогу, перехватившую горло, и прошептала:

– Скажи ей.

Потом повернулась и бросилась бежать. Пальцы Дженни вцепились ему в плечи, словно когти, она всем телом преградила ему путь к дверям.

– Нет! – рыдала Дженни, цепляясь за него. – Не ходи за ней, останься!

Она все говорила и говорила, но Броуди больше не слушал: мысленно он следовал за удаляющимся звуком шагов и наконец различил приглушенный стук хлопнувшей на втором этаже двери. Силы покинули его.

Минуту спустя он заметил, что Дженни перестала говорить, а подняв глаза, увидел, что она смотрит на него так, будто видит впервые: «Скажи ей», – прозвучал голос у него в мозгу. Нет, он не мог так поступить. Сказать Дженни правду – значит подвергнуть опасности Анну. Он обязан ее защитить. Пусть даже ценой страдания, которое придется причинить ее кузине.

– Дженни…

Смягчить такой удар невозможно.

– Мне очень жаль, что приходится так поступать с тобой. Клянусь тебе, я не хотел, и, видит бог, ты этого не заслуживаешь. Виноват только я один.

Она упрямо качала головой, не желая слушать. «Будь ты проклят, Ник!» – подумал Броуди.

– Забудь, что между нами было, теперь все изменилось. Надо положить этому конец. Постарайся…

– Нет!

– Послушай меня. Я женат, Анна моя…

– Лжец! Ты говорил, что это ничего не значит, ты же обещал, что мы по-прежнему будем вместе!

«Чтоб тебе гореть в аду веки вечные», – мысленно пожелал брату Джон.