огня, а потом желательно поспать, — вздохнула я. — И я бы хотела сделать это в своих комнатах. Там вы сможете помучить меня вопросами, если это так срочно. И осмотреть меня доктор тоже может там.

Он пожевал губами, раздраженно-сочувственно оглядел меня и, буркнув: «Распоряжусь, чтобы медики поднялись к вам», чуть отстал, доставая рацию. Я снова перевела взгляд на замок, на людей в окнах. Мне становилось не по себе. Отсюда выражения лиц не было видно, но что там могло быть, после того как я сначала вызвала кучу огненных птиц, которые могут жечь не только врагов, затем чуть не прыгнула из окна, а напоследок почти заморозила Вейн?

В холл, привычно пахнущий лекарствами и чистотой, я входила, готовая к молчанию, которым встретили нас столпившиеся по обе стороны от входа обитатели замка. Там собрались и слуги, и санитарки, и пациенты.

Мы сделали несколько шагов по каменному полу, когда народ зашумел. Я вскинула голову — казалось, люди полны страхом. На меня смотрели тревожно, вставая на цыпочки, вытягивая шеи из-за спин впереди стоящих. Была там и Софи — она прижимала руки к груди, — и я быстро отвела от нее взгляд.

— Госпожа герцогиня! — расслышала я.

— Живая, слава богам! Уж мы молились, молились!

— Своими ногами идет, а ты говорил — лежит, умирает!

Я растерянно остановилась. Берни крепко сжимал меня за локоть.

— За тебя в часовне столько масла вылили, — пояснил он вполголоса, — что можно было год службы проводить.

Люди гудели, желали здоровья, благодарили, а мне было невыносимо стыдно за свои недавние мысли, за ожидание упреков, шепотков и отторжения. Это же мои люди, с которыми мы бок о бок переживали эту страшную войну и наши потери; даже Софи уже стала своей, потому что честно трудилась наравне со всеми.

Шум нарастал. Как госпоже замка, мне следовало достойно ответить, успокоить всех, поблагодарить за заботу, но от избытка чувств свело горло, и я не могла вымолвить ни слова. Но все же кашлянула, подняв руку. Народ замолчал.

— Как видите, я жива, — голос все же сипел, и получалось косноязычно, но деваться было некуда. — Вашими молитвами, благодарю. Все мы молодцы. Отбились. И впредь отобъемся, да?

— С вашими пташками отобьемся, — пробасил кто-то из больных. — Спасибо, ваша светлость!

— Спасибо! Спасительница!

— Матушка наша!

Достойно принять «матушку» я оказалась не готова и вцепилась в Берни. Он, поняв меня правильно, командирским голосом объявил:

— Ее светлости нужен отдых!

Люди понятливо расступились. Поднимаясь по лестнице, я ощущала спиной их взгляды. Но в них не было страха. Только сочувствие и благодарность.

В покоях моих было многолюдно. Пахло дымком и чем-то сытно-мясным. Мария, краснолицая, с сонными после воздействия виталиста глазами, накрывала стол, переставляя туда с тележки обильный ужин на несколько человек. Доктор Кастер, вполне здоровый, но с легким румянцем на щеках, нетерпеливо ходил туда-сюда по гостиной. У стены стоял его чемоданчик. Ирвинс величественно подбрасывал дрова в пылающий камин. От вида огня я сглотнула. Зазудели ладони, завибрировала в животе ледяная струна.

Энтери, расположившийся в кресле, цепко осмотрел меня, выставив руку вперед, и тут же успокоенно улыбнулся. Капитан Осокин, тенью следовавший за нами с Берни и Леймином, в гостиную зашел, но остановился у двери, сложив руки за спиной.

Но мне уже было не до кого — я устремилась к огню. Ирвинс едва успел отступить, когда я упала перед камином на колени, чувствуя, как пышет в лицо жаром, протянула в него руки, вдохнула сладкий древесный дымок — и языки пламени рванулись ко мне, окутывая, ласкаясь. Я зашипела, застонала, чуть ли не целиком вползая в нишу камина. Боги… это было как замерзшей окунуться в горячую купель, как с мороза шагнуть в прогретый песок! Тело наливалось силой, голова становилась яснее, уходили противная дрожь из мышц и слабость… Никогда подобного не испытывала.

Раздалось переливчатое чириканье, и я, открыв глаза, подалась назад. Улыбнулась. Передо мной в языках пламени парила крошечная огненная птаха, сжимая в лапах бутылку с широким горлом, в которой виднелись несколько драгоценных камней и лист бумаги. Снизу кто-то зашевелился — из огня выползала саламандра размером с две мои ладони, укоризненно глядя на меня белыми сияющими глазами и зажимая в пасти тонкий кувшинчик с залитой сургучом пробкой.

— Вы меня ждали? — сочувственно поинтересовалась я, вынимая из пасти саламандры ее ношу. Огнеящерица фыркнула, рассыпая искры.

— Не сердись, — попросила я, — сейчас я вас накормлю.

Я оглянулась, чтобы отыскать масло, увидела гостиную, полную народу, и некоторое время ошеломленно смотрела на присутствующих, на лицах которых было выражение от священного ужаса, как у Марии, до горячего любопытства, как у Леймина. Я уже и забыла, что тут кто-то есть кроме меня.

— Еще минуту, — с неловкостью попросила я. — Берни, не дашь мне ароматическое масло и миски? На полке стоят.

Пока Бернард доставал искомое, я сломала пробку кувшинчика и высыпала на ладонь с десяток разномастных и разноцветных камней и лист бумаги. Развернула.

«Марина, Василина сообщила мне о возможности привязки огнедухов к камням. Я сделала для Дармоншира столько амулетов, сколько могла, чтобы не ослабить Нории, — писала Ангелина. — В каждом по восемь духов, и из каждого ты или тот, кому отдашь камень, может вызвать их по одному слову — «пламя». Срок привязки — год, надеюсь, этого времени хватит, чтобы мы выбили врагов с Туры. Обнимаю тебя крепко и передаю благодарность моего мужа. Ты и Пескам дала способ защиты — ведь мы были фактически беззащитны, а Нории, пока Пески не восстановились окончательно, не мог больше тратить силы на привязку водных духов. Сейчас, когда я способна постепенно создать небольшую армию, я спокойна. Спасибо тебе. Жду от тебя ответа, милая. Береги себя».

Я, улыбаясь и чувствуя, что вот-вот расклеюсь, взяла из лапок огнептицы бутылку, вытряхнула камни, пробежала глазами письмо от Василины. В ее камнях было по десять огнедухов, и сестричка очень просила позвонить, когда посылка будет доставлена.

Но это завтра. Сейчас я буду путаться в зевоте и всхлипываниях и точно не смогу сказать ничего разумного. Сентиментальность накатывала на меня с ужасающей скоростью: сестры думали обо мне, заботились…

— Что это? — спросил Берни, склоняясь рядом с двумя плошками и маслом.

— Это наши помощники, — сказала я, стараясь, чтобы голос мой не дрожал. Сложила амулеты на письма у поленницы и принялась наполнять миски, с удовольствием вдыхая терпкий запах апельсина от масла. — Подарок от моих сестер. Амулеты с огнедухами. Такими же, каких я вызывала для защиты замка. Сколько их… — пока пламенные