После наступления темноты флот в составе тридцати судов — за флагманом «Нагато» следовали линкоры «Мутсу», «Фусо», «Ямасиро», «Исе» и «Хуига», авианосец «Хосо» и отряд эсминцев 4-й эскадры эсминцев — прошел через свободный от мин восточный фарватер канала Бунго и поплыл на юг с официальной целью встретить и прикрыть ударную группу.

В действительности получилось весьма странное путешествие. Огромный флот израсходовал немало драгоценного топлива, дойдя до линии Бонин, и при этом «Хосо» и три эсминца временно отстали от основной группы и чуть не наскочили на американскую подводную лодку. В конце концов, не достигнув ничего существенного, флот на утро пятого дня, 13 декабря, вернулся на свою стоянку во Внутреннем море.

Видимо, разговоры о встрече и прикрытии ударной группы просто предлог; что в самом деле поставлено на карту, так это, мягко говоря, мораль медали. Ямамото и его офицерам штаба простое стояние в Хасирадзиме принесло бы медаль «За выдающиеся заслуги», а простым матросам прогулка вокруг Внутреннего моря без участия в боевых действиях — ничего. Кто бы ни предложил эту идею, очевидно, тут еще один случай, когда сердце Ямамото — его беспокойство о своих подчиненных — сыграло свою роль.

Примерно тогда же, когда основные силы отплыли из Хасирадзимы, ударная группа Нагумо завершила свою атаку на Гавайи и находилась уже на пути домой. Фучиде поручили сделать так, чтобы Тихоокеанский флот США оказался неспособен покинуть Пёрл-Харбор в течение шести месяцев, — к этому времени Япония надеялась обеспечить себя нефтью в Юго-Восточной Азии; Фучиде следовало своими глазами убедиться в итоговых результатах, достигнутых этой атакой. Даже после того, как большинство самолетов первой и второй волн вернулись на свои авианосцы, он оставался в небе над Оаху, скользя взад и вперед за облаками на своем одиноком самолете и наблюдая, что происходит внизу.

Пелена черного дыма закрывала все объекты — трудно получить четкую картину, но наверняка потонул один линкор класса «Аризона»; остальные внешне, как минимум, оставались на плаву, хотя, поскольку гавань мелкая, трудно понять, на плаву конкретный корабль или нет.

Фучиду не покидало опасение встретить американские истребители — для него это означало бы конец, но никто не появился. В хвостовой части фюзеляжа у него большая пробоина от шрапнели зенитной артиллерии, а две трети кабелей управления повреждено, но он провисел в небе над Пёрл-Харбором около трех часов, придя к заключению, что фактически четыре линкора потоплены и четыре серьезно повреждены. Затем вместе с остававшимися при нем истребителями второй волны атаки он вернулся на авианосец «Акаги».

Когда он вернулся, офицер штаба авиации Генда и те подчиненные Фучиды, которые прибыли до него, бросились к нему и стали наперебой докладывать и расспрашивать его, но на ответы у него не оказалось времени — его тут же вызвали на командный мостик. Там его с нетерпением ожидал главнокомандующий Нагумо и на него обрушился град вопросов: как идут дела; встретились ли вражеские истребители; как он считает, может ли авиация противника контратаковать?

Фучида, командир эскадрильи на «Акаги», полагал, что прежде всего он обязан доложить командиру корабля, но капитан показал глазами на Нагумо; Фучида повернулся к нему и доложил следующее. По крайней мере четыре линкора потоплены и четыре серьезно повреждены; можно считать, что эти восемь кораблей выведены из строя, как, минимум, на шесть месяцев. Авианосцев в гавани нет, возможности контратаки противника не следует исключать, но сухопутные аэродромы на Оаху — правда, бушующее над ангарами пламя усложняет оценку, — как видно, в основном потеряли боеспособность: за три часа, пока кружил над районом налета, он не встретил ни одного истребителя.

Нагумо так приятно было это слышать, что ко всему дальнейшему он проявил мало интереса.

— Предположим, мы проведем еще одну атаку, — обратился к Фучиде начальник штаба Кусака. — Какие, по вашему мнению, цели следует поразить?

— Может быть, линкоры противника потоплены, но они покоятся на мелком дне залива, и я уверен — американцы немедленно начнут спасательные работы. Думаю, нашей следующей целью должны стать арсеналы, ремонтные сооружения американских войск и цистерны с горючим.

Этот ход мыслей близок к тому, как размышлял один американский моряк, приехавший в Японию после войны:

— Не понимаю, почему Япония не воспользовалась возможностью уничтожить военные заводы и цистерны с горючим на Гавайях. База в Пёрл-Харборе, на отдаленном острове, всегда переживала трудности со снабжением — горючим и другими материалами. Но эти сооружения остались нетронутыми, и Америке удалось исключительно быстро оправиться от удара.

Ямамото, штаб Объединенного флота, да и сам флот Нагумо с самого начала смирились с мыслью, что в ходе Гавайской операции придется потерять не менее половины авианосцев. Но фактически потеряли двадцать девять самолетов с пятьюдесятью пятью членами экипажей на борту; сам флот, можно сказать, только поцарапало. Подойди авианосцы к Оаху насколько возможно ближе (но так, чтобы не сесть на мель) и предприми новую атаку — истребители одновременно защищали бы и атакующие части, и авианосцы, а Тихоокеанский флот практически был бы выведен из строя.

Фучида сам выдвинул это предложение, но ни главнокомандующий, ни начальник штаба не дали однозначного ответа. Его поблагодарили за хорошую работу, попросили отдохнуть, и он покинул мостик.

Контр-адмирал Ямагучи, командир 2-й эскадры авианосцев, находившийся на борту «Хирую», поднял сигнал «Готов к второй атаке!». Это явилось косвенным приглашением к действию, и Фучида автоматически посчитал, что будет дан приказ к второй атаке. Он принял необходимые меры и ел в корабельной офицерской столовой, когда по внутренней связи пришел приказ: «Все самолеты, кроме истребителей, убрать в ангары!» Посчитав это странным, он поднялся на палубу и взглянул на флаг: флот уже плыл на север. И снова ему подумалось, как он потом вспоминал: «Какой чертовщиной они там занимаются?!»

Чтобы понять непосредственную причину этой неспособности действовать, возможно, следует рассмотреть сами личности Нагумо и Кусаки. Если, однако, посмотреть глубже, станет понятно, что причина, скорее, просто в натуре японских моряков. Среди бывалых моряков, особенно служивших на флоте, существовала тенденция — возможно, это относится не только к Японии — испытывать неприязнь, может быть подсознательную, к боевым действиям на суше и против баз горючего. А еще — аллергию на приближение к берегу, кроме тех случаев, когда корабль входит в порт. Боевой дух флота, даже в повышенной степени, был устремлен против вражеского флота в целом. Как в своем обращении к флоту Угаки не мог избавиться от воздействия слов адмирала Того, так и призрак человека, уничтожившего русский флот в битве в Японском море, вечно стоял перед ним, застилая путь. И даже Ямамото, вероятно, не исключение из этого правила, поскольку и он в конце концов отверг предложение командования Объединенного флота провести вторую атаку.

На борту «Нагато» разгорелся ожесточенный спор между штабными офицерами: новость — флот Нагумо уже возвращается домой. Неожиданно достигнуты великолепные результаты, враг — в замешательстве. Операция нацелена на «уничтожение» и достижение результата «в первый же день», — значит, логично повторить атаку, чтобы получить еще более определяющие результаты. Почти все офицеры штаба, кроме офицера штаба авиации Сасаки, единодушны в мнении — вторая атака необходима. Говорят, однако, что возразил Ямамото: