– Овца! - фыркнул Анатоль. - Вот уж на кого он совсем не походил, так это на овечку. Никто не знает, откуда взялся этот дьявол. Должно быть, из самого ада. По преданию, он однажды ночью просто появился на берегу Корнуолла в блеске молний. Некоторые считают его потомком бедного крестоносца, который пал жертвой любовных чар ведьмы - испанки, цыганки или еще того хуже.

Порыв ледяного ветра пронесся по залу, до самых костей прохватив Медлин. Пламя факелов затрепетало, по портрету забегали тени, и глаза рыцаря грозно потемнели.

Медлин содрогнулась, придвинулась поближе к Анатолю. Конечно, все это игра воображения. Она снова повторила себе, что не верит в сверхъестественные явления… но если бы верила, то посоветовала бы Анатолю вести себя поумнее и не сердить того, кто изображен на портрете.

Возможно, та же мысль мелькнула и у Анатоля, потому что он сбавил тон.

– В любом случае важно не то, откуда он появился, а то, чем кончил. Его сожгли на костре за колдовство.

– Как множество других невинных людей.

– Это Просперо-то невинный? Он был великим мастером черной магии и преуспел во всех ее видах - алхимия, чары, заклинания, особенно любовные зелья.

В последнее Медлин было не так уж трудно поверить. Этот мужчина с его экзотической внешностью, чувственно изогнутыми губами и властным магнетическим взглядом должен был производить на женщин весьма сильное впечатление.

– Однажды он заколдовал самого короля, и тот подарил ему замок Ледж. После этого Мортмейны и. стали нашими заклятыми врагами, - продолжал Анатоль. - Весь Корнуолл вздохнул с облегчением, когда Просперо превратился в пепел.

– И никто его не оплакивал?

– Никто. Он умер в одиночестве. У него не было ни жены, ни законных наследников.

Неожиданно на Медлин нахлынула волна сочувствия. Может быть, ей не зря показалось, что она уловила следы глубокой печали и одиночества в удивительных глазах Просперо?

Ей пришлось напомнить себе, что перед ней всего лишь портрет давно умершего человека. Как бы ни была трагична судьба Просперо, предметом заботы Медлин должна быть судьба его потомка.

Анатоля. Ее мужа, который слишком долго жил в тени легенд о Просперо и поверил в то, что унаследовал нечистую кровь и странную темную силу.

Медлин нежно положила руку на грудь Анатоля и заговорила подчеркнуто спокойным тоном, словно урезонивала раскапризничавшегося ребенка:

– Анатоль, эта история о Просперо очень… интересна, но подумай сам: если Просперо, как ты говоришь, умер неженатым и не оставил после себя законных наследников, то откуда взялись все остальные Сентледжи? Как замок Ледж стал передаваться по наследству? В твоей истории концы с концами не сходятся.

Анатоль испустил тяжкий вздох:

– Медлин, если ты будешь искать логику в истории моего рода, мы просидим здесь всю ночь. А нам еще нужно повидаться с другими предками.

– Есть и другие? Такие же, как Просперо? Вместо ответа Анатоль развернул ее лицом к противоположной стене. Там висели - тесно, как стоят могильные плиты на кладбище, - другие портреты. Миниатюры, овальные и прямоугольные картины в золоченых рамах. Люди, изображенные на них, были одеты в костюмы всех эпох - от пышных нарядов времен Тюдоров до современных пудреных париков.

Никто из них не производил такого сильного впечатления, как Просперо, но во всех было что-то загадочное и волнующее. Глаза, пронзительные сентледжские глаза.

– Фамильные портреты, - с легким испугом прошептала Медлин. - Я часто спрашивала себя, почему в доме нет фамильных портретов.

– Потому что не такие это предки, чтобы ими гордиться, моя дорогая.

Взгляд Медлин скользил по внушительному ряду и с облегчением задержался на поразительно красивой девушке, похожей на цыганку с буйными черными кудрями и одетой в шелковую юбку с фижмами.

– Вот это, например, очень милая молодая дама, - сказала она. - Вряд ли ты сумеешь рассказать мне о ней что-нибудь ужасное.

– Это леди Дейдра Сентледж. Та самая, чье сердце похоронено в церкви.

– О-о, - слабым голосом протянула Медлин.

– Ее убил один из Мортмейнов, когда ей не было еще и семнадцати. Если бы она прожила подольше, то ее наверняка повесили бы за ведьмовство.

– Что ты говоришь, Анатоль? Даже самый невежественный глупец не смог бы обвинить столь невинную девушку в чем-либо подобном.

– Смог бы. Хотя бы потому, что наряду с прочими странными талантами Дейдра умела заставлять цветы расти.

– Моя кузина Хэриетт тоже умеет, но это не значит, что она ведьма.

– Все, что сажала Дейдра, вырастало и расцветало за одну ночь.

Медлин хотела сказать, что это невозможно, но Анатоль увлек ее к другому портрету.

– Это старший брат Дейдры Дрейк Сентледж.

– Который из них? - спросила Медлин. Бок о бок висели две миниатюры. На одной был изображен галантный повеса с волосами цвета воронова крыла, а на другой чопорный пуританин с белокурыми волосами и холодными голубыми глазами Романа Сентледжа.

– Оба. Дрейк был вором. Медлин озадаченно нахмурилась.

– Ты имеешь в виду, что он переодевался в другого человека? Мой двоюродный прадедушка тоже воровал, но, конечно, переодеваться у него ума не хватало. У него была дурная привычка красть табакерки, а иногда часы.

– Дрейк украл чужое тело.

Медлин застонала, но Анатоль продолжал, будто не слыша ее:

– Когда его собственное тело пришло в негодность во время войны с Кромвелем, Дрейк просто захватил чужое.

Просто? Медлин открыла было рот, но тут же снова его закрыла. Она даже не знала, как приступить к опровержению столь чудовищного заявления. Когда Анатоль перешел к следующему портрету, она беспомощно стиснула пальцами виски, чувствуя приближение мигрени.

Сентледжи. Легионы Сентледжей. Маги, ясновидящие, медиумы, экзорцисты, заклинатели, колдуны, ведьмы и бог знает кто еще. Ее муж рассказывал эти невероятные истории с таким ледяным спокойствием, с такой глубокой убежденностью, что разум Медлин помутился и стал сдавать позиции.

Истории так и сыпались из уст Анатоля, правда, которую он так долго скрывал, изливалась из него, словно порченая кровь из вскрытой врачом вены. Он несся сквозь годы и века, перебирая поколения одержимых бесом Сентледжей вплоть до своего кроткого отца Линдона Сентледжа с его безобидным даром отыскивать потерянные вещи и узнавать содержание еще не полученных писем.

Под конец он уже боялся смотреть на Медлин. Она спокойно стояла, разглядывая портреты с хмурой сосредоточенностью, но не задавала вопросов. Это было так не похоже на его любопытную Медлин. Он предпочел бы горькие слезы, упреки, обвинения в том, что он ее обманул, так долго скрывая страшную правду. Тогда он, по крайней мере, мог бы утешать ее, умолять, просить прощения.