Какой-то стопор в сознании тормозил ее мысли, и она пыталась встряхнуться. Ну и что, что Уилл любит Тару. Она любит больше. И она ей нужна. Это единственное место, которое ей небезразлично, единственное место, где небезразличны к ней. Уилл бы понял. Тара ее единственная надежда.

Она позвонила. Панси подошла к двери и зашуршала в двери ключом.

— Скажи мистеру Батлеру, что я его хочу видеть здесь в моей комнате, и принеси ужин, я хочу есть, в конце концов.

Она переоделась в сухую рубашку. Зачесала назад волосы. И долго смотрела сама себе в глаза в зеркальном отражении.

Все потеряно. Она не вернется к Ретту.

Слишком быстро весь мир перевернулся в ее глазах. За несколько часов.

Она еще не успела переварить то, что сказала ей Салли Брютон. Она не могла остаться в Чарльстоне после того, что узнала. Это будет все равно, что строить дом на песке.

Скарлетт схватила голову руками, как будто пытаясь удержать расползающиеся, как тараканы, мысли. Она не могла одновременно думать обо всем сразу. Нужно было сконцентрироваться на чем-то одном. Ей всегда везло в жизни, когда она занималась чем-то одним.

Тара… Тара главнее. Когда с Тарой будет решено, тогда все остальное…

— Ваш ужин, мисс Скарлетт.

— Поставь поднос на стол и оставь меня одну. Я позвоню, когда закончу.

— Да, мэм. Ретт сказал, что после еды будет свободен.

— Оставь меня одну.

Трудно было объяснить, что выражало лицо Ретта. Разве что любопытство.

— Ты хотела меня видеть, Скарлетт?

— Да. Не беспокойся, не для поединков. Хочу предложить тебе дело.

Выражение его лица не изменилось. Он не сказал ни слова.

Скарлетт продолжала спокойно и по-деловому.

— Ты и я понимаем, что в твоих силах заставить меня остаться в Чарльстоне и ходить на балы и приемы. И мы оба понимаем, что когда ты оставишь меня одну, я смогу говорить и делать все, что захочу, и ты не сможешь меня остановить. Я останусь и буду вести себя, как ты захочешь, если ты мне кое в чем поможешь. Это не имеет никакого отношения к Чарльстону.

Ретт присел и зажег лампу.

— Я тебя слушаю.

Она объяснила свой план, все больше и больше увлекаясь, и с нетерпением ждала, что скажет Ретт.

— Я восхищаюсь твоими нервами, Скарлетт. Я никогда не сомневался, что ты одна можешь противостоять армии генерала Шермана, но перехитрить римскую католическую церковь тебе не по зубам.

Он смеялся над ней. Но это был дружеский смех. Как в старые добрые времена.

— Я не хочу хитрить, это честное дело.

Ретт удивился.

— Ты? Честное дело? Ты меня разочаровываешь. Ты так много теряешь из-за этого. С тобой что-то случилось.

— Честно! Почему ты такой противный. Ты сам прекрасно знаешь, что я не хочу вовсе хитрить с Церковью.

Наивные порывы Скарлетт еще больше веселили Ретта.

— Я никогда не знал ничего подобного. Тебе эти планы пришли в голову по дороге на мессу по воскресеньям?

— Вовсе нет. Сама не знаю, почему я так долго думала над этим. Ну, что, ты можешь мне помочь?

— Я бы и рад. Но не пойму, как. Если не получится, ты останешься до конца Сезона?

— Я же сказала, что останусь, разве нет? Кроме того, не вижу причин для неудач. Я могу предложить гораздо больше, чем Уилл. Я могу использовать твое влияние. Ты знаешь каждого. У тебя всегда все выходит.

Ретт улыбнулся.

— Ты меня тронула, Скарлетт. Я знаю каждого никудышного политика за тысячу миль и каждого захудалого бизнесмена. Но я не могу пользоваться своим влиянием среди порядочных людей. Могу только дать совет. Не води никого за нос. Расскажи все игуменье и соглашайся со всем, что она скажет. Не торгуйся.

— Какой ты дурачок, Ретт! Никто, кроме дураков, не спрашивает цену, если действительно хочет купить то, что ему очень нужно. Монастырю действительно не нужны деньги. У них огромный дом, а в церкви золотые подсвечники и огромный золотой крест над алтарем.

— Я говорю языком человека и ангела, — пробормотал Ретт.

— Что ты там лепечешь?

— Да так. Цитирую.

Он старался быть серьезным, но у него плохо получалось.

— Я желаю тебе удачи, Скарлетт. Считай это моим благословением.

Он спокойно вышел из комнаты, и только на лестнице послышался его смех. Скарлетт сдержит свое обещание. С ее помощью он избежит скандала. Через две недели Сезон закончится, и Скарлетт уедет. Уйдет напряжение и усталость от жизни, которую себе здесь устроила она сама. И он спокойно сможет возвратиться в Лэндинг. Ему так много предстоит сделать.

Как Ретт и предполагал, отношения Скарлетт с игуменьей совсем нельзя было назвать простыми.

— Она не говорит ни да, ни нет. Она даже не хочет выслушать моих объяснений. И понять выгоду от продажи, — объясняла Скарлетт после своего первого визита к ней.

И после второго, третьего… Она была расстроена. Ретт благодушно выслушивал, а в душе смеялся. Он понимал, что он единственный человек, с кем она могла так поговорить. Более того, попытки Скарлетт доставляли ему удовольствие, по мере того как она усиливала свои нападки на игуменью. Затем она стала навещать Кэррин так часто, что скоро узнала по именам всех монахинь. После недели безрезультатных хлопот с игуменьей, Скарлетт была готова на все. Она даже стала навещать вместе со своими тетушками их подружек, пожилых людей, католичек.

— Я вываливаюсь из своей одежды, — нервно жаловалась она Ретту. — Как эти старухи не могут понять, чего от них требуется?

— А может быть, они хотят спасти твою душу, — предположил Ретт.

— У меня с душой все в порядке, спасибо. Я начинаю уже задыхаться от ладана. Я стала похожа на ведьму от недосыпа. Каждый вечер эти праздники.

— Ерунда. Круги под глазами делают тебя похожей на духа. Это должно произвести впечатление на игуменью.

— Ретт, как тебе не стыдно?! Сейчас же пойду пудриться.

Действительно, бессонные ночи стали сказываться. Напряжение прорезало маленькие вертикальные морщинки между бровей. Все в Чарльстоне только и говорили, что она ударилась в религию. Скарлетт стала совсем другой. Она вела себя очень пристойно, но была какой-то рассеянной. Не было уже той красивой обольстительницы. Она больше не принимала приглашений поиграть в вист. Она была озабочена лишь одним. Салли ей однажды сказала:

— Я очень чту Всевышнего. Но ты, по-моему, зашла очень далеко, Скарлетт. Это уже экстравагантно.

Эмма Энсон не согласилась.

— Ты не права. Ее поведение только заставляет меня думать о ней гораздо лучше. Я думаю, что ты, Салли, помогла ей не лучшим способом. Сейчас я взяла бы все свои слова обратно. Всегда есть что-то восхитительное в тех, кто имеет в своих чувствах что-то религиозное.