Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, хорошо. Учится, все нормально. Вот скоро собираемся еще раз стариков навестить.
– Дочь любит ездить в Марокко?
– Обожает. Вот и коллега тоже собирается, кстати, – Фатима озорно прорезала меня взглядом с головы до ног. – Хочет посмотреть, как там люди живут.
– Езжайте, не пожалеете, – сказала мне фрау Грюн, подавая папку. – Я была там пару раз. Рай.
– Я и не сомневаюсь, что рай. Да еще с таким ангелом, как Фатима, в этот рай ехать! – И я нагло взял Фатиму за локоток. – В раю с ангелом – что может быть лучше?
– Женщинам в рай вход закрыт, – пошутила фрау Грюн. – Визы не выдают.
– А какой рай без женщины, особенно если она прелестно сложена, красива и обаятельна? – не выпуская локотка, продолжал я. – Если без женщин, то это уже не рай, а ад. Вообще женщин надо в чистилище держать. Надо тебе – позвал. Нет – пусть сидит себе.
– Ага, вам бы всем гаремы иметь, – ввернула Фатима.
– Конечно. В чистилище – как в нашей приемной: не холодно и не жарко, жить можно, не убивают и не мучают, но и дальше не пускают… Если святой Петр визу выпишет – тогда отворяются врата рая, и ангелы встают в почетный караул… А разница между ангелом и человеком та, что ангел умеет делать только хорошее, а несчастный человек всегда стоит перед выбором…
Я молол все это, не выпуская прохладного локтя Фатимы. Фатима смотрела на меня в упор. А фрау Грюн, кашлянув пару раз, пошла открывать музгостиную. Обменявшись с Фатимой жаркими взглядами, я поплелся в приемную и только в коридоре мельком взглянул в папку.
фамилия: Лапицкая
имя: Раиса
год рождения: 1965
место рождения: г. Аргун, Россия
национальность: русская
язык/и: русский
вероисповедание: православие
В приемной, забившись в угол, сидела похожая на белую мышь седая худая женщина в огромных роговых очках. Она скованно держала на коленях объемистую черную потертую сумку.
– Раиса?.. Я ваш переводчик.
Она подняла на меня безжизненные глаза, увеличенные линзами очков:
– За что спрашивать будете?
– Я только переводчик. Спрашивать будут другие.
– Куда идти? – Она сиротливо подхватила сумку. Сизо-седые волосы неряшливо стянуты в жидкий крысиный хвостик. Предельно худа, в нелепом джинсовом комбинезоне и стоптанных кроссовках.
В коридоре, в дверях, я столкнулся с Фатимой, на миг прильнул к ней, напоролся на ее тугие соски, уколовшие, как гвозди.
– О, извините, коллега, дверь! – объяснил я.
Она пыхнула на меня откровенным взглядом:
– Да, дверь, я понимаю…
Раиса как вошла, так и замерла у стены. Фрау Грюн приветливо улыбнулась ей, но та не прореагировала, стояла как мумия в очках.
– Скажите ей, что мы хотим ей только помочь. Пусть не нервничает.
Я перевел. Но никакого результата – та же застывшая маска, дрожание крысиного хвостика-косички.
– О, какие руки ледяные!.. Мне через перчатки рукам холодно!.. Скажите ей, пусть она так не волнуется, расслабится. Здесь ее никто не обидит.
Но Раиса и на это не обратила внимания – как деревянная стояла у стены, сгорбившись и уйдя в себя.
– Замужем она? Дети есть? Семья? Родные? – чтобы разговорить ее, спросила фрау Грюн.
Раиса, буркнув:
– Мужа нема, хлопец при родах помер, – опять застыла в столбняке.
Когда с фото и отпечатками было покончено, я коротко пробежался по анкетным данным. Все было правильно, только она предложила приписать девичью фамилию – Бекмурзаева, но фрау Грюн сказала, что все это можно рассказать во время беседы, а сейчас пора идти к Марку.
– У него прошла язва? – спросил я ее.
– Она у него никогда не пройдет, – отозвалась фрау Грюн. – Вот и наша красавица Фатима своих клиентов привела.
Когда мы выходили, то в дверях я опять налетел на Фатиму, но буфера предотвратили смертельный исход столкновения…
– Извините, коллега, дверь узкая! – сказал я, на что Фатима, поправляя бретельку на медовом плече, понимающе улыбнулась:
– Понимаю. Та дверь тугая. Эта – узкая. Какая будет следующая?
– Дверь в рай, – сказал я уже из коридора.
– Рай для всех разный, – задорно отозвалась она, пропуская двух марокканок (в платках по глаза и в одинаковых темных хламидах).
Мы направились к лестнице. Раиса понуро плелась сзади. На втором этаже, под свист и дрист неисправной кофеварки мы подошли к кабинету Марка. Дверь открыта, но самого хозяина нет. Мы потоптались у двери. Вдруг из мужского туалета появился Марк. Выпучив на нас свои рачьи глаза, он почему-то смутился и нервно распахнул дверь:
– Вход для всех открыт, – а мне добавил: – Простуда отпустила, теперь желудок стал барахлить. Пять разных таблеток выпил – не помогает. Да еще и жара эта невыносимая… – (Он был в дурацкой детской распашонке с Микки-Маусом, шортах и шлепанцах на босу ногу – козырька от солнца не хватало.)
Под джазово-поносные всхлипы кофеварки мы втроем гуськом вошли в кабинет. Марк юркнул в кресло, открыл папку, пробежался по данным.
– Так… Аргун. Это что, Чечня?.. Очередная чеченка?… Эта Чечня что, резиновая?.. Сколько там людей проживало?.. Все лагеря Европы чеченцами забиты. А вы, сударыня, знаете, сколько человек жило на вашей родине? – сверкнул он очками в сторону Раисы, одновременно пододвигая к себе какую-то брошюру и заглядывая в не.
– А?.. Хто?.. Каких чеченцев, где жил?.. – не поняла Раиса, отупело уставясь на Марка (не выпуская из рук сумки, она присела на край стула да так и застыла).
Марк строго посмотрел на нее:
– Вы удобнее садитесь. Разговор у нас будет долгий. Ну, так сколько же, примерно?
– Ну, тысяч пятьдесят… – онемело ответила Раиса. – Откуда я знаю?
– Пятьдесят? – с иронией посмотрел на нее Марк. – Вы что-то очень свой народ сократили… Еще до полной реабилитации, в 1958 году, в Чечне проживало около семисот тысяч, а сколько еще потом вернулось! – отчеканил он, поглядывая одним глазом в брошюру. – Ну, а флаг вашей родины вы можете описать? Или изобразить? Нарисуйте, пожалуйста, вон бумага…
Раиса изобразила что-то, похожее на кривое футбольное поле с птичьего полета.
– Неправильно. А что изображено на флаге?
– На ем?.. Это, там, как… Луна с собакой… Не, со звездами…
– Никаких звезд и собак, уважаемая. Мы все знаем! – прихлопнул он по брошюре ладошкой. – Между прочим, как называют себя ваши люди между собой?
– Ну как? – удивилась Раиса, вскидывая роговые очки (рука – в пятнах, заусенцах, с обломанными ногтями). – Чеченцы?.. Себя?.. А, вот так: «Здравствуй, брат!» Вот. «Брат» говорят.