Пока дочь собирала нехитрый стол, я сходил за Ли. Он сидел в вестибюле на кресле, держа на коленях свою походную сумку. Разумеется, он с охотой согласился, и когда мы подходили к номеру, с другого конца коридора, оттуда, где был лифт, нам навстречу уже шли Таня со Светой, что-то неся в руках.

Мы подождали их, и вместе вошли в номер.

– Согласитесь, в номере, гораздо комфортнее, чем на улице.

– А вы знаете, что идёт дождь? – спросила Таня.

– На улице идёт дождь?

– Ливень! Отвесный! Тропический! Я специально протянула руку, чтобы потрогать, и вода оказалась теплее руки. И по всему тротуару сплошь пузыри.

– Затяжной?

– В это время не бывает затяжных ливней, – сказал Ли.

– Давайте выпьем и сходим посмотреть?

– Я думаю, к тому времени он уже пройдёт, – выразил сомнение Ли.

– Стало быть, не помешает нашим у фонтана. Всё-таки сегодня последний вечер. Завтра в девять вечера у нас поезд, – сказала Таня. – А вы когда улетаете?

– В три часа по полуночи, в воскресенье.

– И, может быть, никогда больше не увидимся.

– Ну, почему. Думаю, мы как-нибудь посетим вас с концертом.

– Правда?

– Мы на это очень надеемся.

Таня со Светой, кроме закуски, догадались прихватить третью чайную чашку для Ли. Я налил всем коньяка. Мы подняли чашки и, слегка чокнувшись ими, стоя, сказав по очереди «за победу», выпили. Я закусил шоколадной конфетой, так же и все остальные. Женя с Таней устроились в низких креслах вокруг журнального столика, Света между мной и Ли на широкой кровати. Возбуждение во мне росло.

– А вы заметили, насколько дружнее становятся соотечественники на чужбине?

– Ещё бы!

– Да ещё когда ни слова не понимаешь по-китайски.

– От их постоянного крика можно с ума сойти.

– А давайте по второй? Вы что же ничего не едите? Бережёте фигуры?

– Конфетой, видно, отбило последний аппетит. Мы от жары эти дни почти ничего не едим. Одни только арбузы.

– А нас не развезёт с коньяка?

– У нас ещё и ликёр имеется. Имеется, имеется, не жмотничай. Потрясающий, должен вам сказать, ликёр.

– Уж не «Старый ли Таллин»?

– Нет. Ирландский.

– А-a, бело-коричневый такой! Я лично ни разу не пробовала: уж больно дорогой.

– И я не пробовала, – наконец, подала голос Света.

От неё, как от печи, несло жаром. Или это от меня несло.

– Тогда давайте попробуем. Надо бы сразу наоборот.

– Почему?

– Градусы не понижают, а повышают. Ну, да, они, кажется, почти одного состава. Так сказать, тот же чёрный кофе, только со сгущённым молоком.

Я извлёк из чемодана бутылку ликёра.

– Ли, ты что будешь?

– Коньяк.

– И я коньяк.

– А мне ликёра, – сказала дочь. – Я уже пробовала. От такого спиться можно.

– Прямо заинтриговали.

Ликёр пришёлся по вкусу.

– И закусывать не надо.

– Напиток для вельможных дам.

– Что ж, хотя бы на полчаса побудем вельможными дамами.

– Ли, подтверди, участницы струнного квартета самые изящные из всех наших дам.

– О, да!

– Спасибо.

– За ваше здоровье! И за твоё, Ли! Или, как там по-старинному – «многая лета»?

– А давай споём им «многая лета»? – предложила дочь.

И мы на два голоса пропели: «Многая лета!»

– Как у вас здорово получается! Вы, случайно, не в церкви служите?

– Служили.

– Серьёзно?

– Уж куда серьёзнее. Но… это уже в прошлом.

– А я так с пятнадцати лет в архиерейском хоре с мамой пела. И муж у меня был священником.

– И что случилось?

– Это не интересно, – вклинился я. – В общем, он уехал в Иерусалим, и там пропал без вести.

– А с мамой что случилось?

– На машине разбилась.

– Женя, – сказал я с укором, – может, хватит об этом?

– Нет, а всё-таки, что произошло? – спросила Света. – Тем более что вы сказали, что это в прошлом, это что означает?

– Как вам сказать… Мы плыли на корабле и началась буря. Да-а! А во время бури кораблекрушение. У Шекспира, кстати, есть пьеса «Буря». Мы из неё даже сценку на новогоднем вечере когда-то поставили. Так в этой пьесе рассказывается о том, как во время бури, когда, скажем, я по верёвочной лестнице (видели в кино верёвочные лестницы на парусниках?), так вот, когда я полез на мачту, чтобы свернуть парус, от сильно напора ветра мачта обломилась, и я вместе с ней улетел в море, остальных, кого смыло, кто сам кинулся в пучину с гибнущего корабля. Но никто не утонул. Так заранее было задумано. Потом скажу, кем. И так кто на чём спаслись, попав на не совсем необитаемый остров, скажем, недалеко от Китая. Один матрос даже умудрился спастись на бочке с хересом. На этом острове жил чудом уцелевший от казни китайский император по имени Ли Чао – его звали так же, как и тебя, Ли. И жил он на острове не один, а с дочерью уже много лет. За это время, овладев магией, он подчинил духа по имени Ариэль. Может, кто помнит фильм про Ариэля? Нет? Ну, это неважно. Так этот Ариэль и устроил на море бурю, чтобы незаконно захвативший престол родной брат императора, плывущий на нашем корабле, наконец, попал на остров, и таким образом свершилось бы правосудие. Остальные были не причём, но, как говорится, попали под горячую руку. С высших сил не принято требовать справедливости, хотя, собственно, никто не пострадал. До появления твоего тёзки, Ли, хозяином острова было чудище по имени Калибан. Твой тёзка его тоже себе подчинил, превратив в недовольного, ропщущего на судьбу и желающего хозяину смерти, раба. Это ведь только христианским рабам запрещено желать смерти угнетателям, потому что нет власти не от Бога, ну а Калибан был созданием непросвещённым, никто ему про это спасительное смирение не рассказал, вот он и роптал. И когда спасшийся на бочке с хересом матрос дал ему глотнуть вина, Калибан тут же провозгласил его своим богом, попом, и царём, а себя – лизальщиком его сапог. У нас это сейчас в большом почёте, Ли. Так этот матрос со своим дружком научили его песне, которой я и хочу закончить свой рассказ: «Чихать на всё, плевать на всё, – свободны мысли наши!»

– И что это означает?

– А ты, как думаешь, Ли?

– Ты раньше жил во дворце, но твоего царя свергли, и ты очутился в Китае.

– Железная логика.

– Только пессимистического настроения нам не хватало, – заметила Таня.