силовики ничего не предпринимали, оставив людей мерзнуть на гулявшем по Москве-реке холодном ветру под пристальными взглядами бойцов и готовыми к действию стволами водометов.

Сообщение министра обороны о том, что по территории России была проведена ракетная атака, и объявление о немедленном ответном ударе окончательно испортило настроение революционерам. Все как-то сразу поняли, что стране сейчас не до них, что у государства появилась куда более насущная и конкретная проблема, чем хотелки толпы ухоженных, сытых и довольных собой горожан, решивших поиграть в революцию ради абстрактной свободы и еще более абстрактной демократии. Вслед за этим довольно быстро пришло понимание того, что с ними здесь на набережной никто церемониться не будет. Несанкционированная акция у федерального административного здания с попыткой его блокады и в мирное время – серьезный повод для применения силы. А уж когда страна почти в состоянии войны… Тут и вовсе просматривались совсем мрачные перспективы. В этот момент оказалось, что многим срочно надо домой к больным родственникам, детям. Или к оставленному невыключенным утюгу. У некоторых неожиданно пробудился трудовой порыв, и они вдруг вспомнили, что на работе их ждут неотложные дела, бизнес стоит, партнеры нервничают. Им до неприятного холодка внизу живота очень захотелось вернуться, в теплые, уютные офисы московских бизнес-центров, к таким милым и родным шоколадным батончикам, недописанным программкам, сюжетам рекламок женских прокладок и лосьонов от секущихся кончиков волос. Наиболее впечатлительные уже через несколько минут после выступления министра обороны стали жалкими кучками собираться у барьеров и слезно просить, чтобы их выпустили.

Но омоновцы пропускали только тех, кто пришел на акцию с детьми. Выходящих заводили в специальный автобус, проверяли документы, прогоняли через цифровую систему опознания лиц. Если они не идентифицировались как активисты, то брали отпечатки пальцев, фотографировали и выпускали. Так выявили одного организатора, который с чужим грудничком пытался пройти через оцепление. Парень оказался беженцем с Донбасса. Его аккуратно спеленали и отвели в автозак. Затем вызвали из толпы мамашу, проверили документы – и тоже в автозак. Замерзшего некормленого малыша передали врачам.

Вскоре к оцеплению подкатил автобус с номерами московского гарнизона и через акустическую систему было передано сообщение, что выход желающих покинуть акцию будет осуществляться организованно, по одному со стороны Глубокого переулка. Группа человек в двести наиболее отвязанных революционеров продолжала скакать у чугунного забора Дома правительства, кричать нестройным хором незамысловатые речевки и размахивать флагами ЕС и США. Но большинство людей, напуганные фактическим началом войны, полностью потеряли революционный задор и столпились у барьера, где открылся проход шириной меньше метра.

Пропускали медленно. По одному. И опять – документы, отпечатки, система распознавания лиц. Активистов – в автозак. Остальным – повестка в милицию, а мужчинам еще и повестка в военкомат от приехавших на гарнизонном автобусе офицеров. Военное положение как никак.

Из окна премьерского кабинета было хорошо видно, как те, кто еще час назад считал себя победителями, понуро разбредались, рассматривая врученные им документы, способные надолго лишить их ароматного кофе с круассанами по утрам, долгих ланчей с друзьями в теплых кафешках и ночных тусовок в модных клубах.

От этой невеселой картины исполняющий обязанности президента, наблюдавший за всем из окна своего кабинета, нервно дернул плечами, опустил рольштору и повернулся к Бажкову, который не отходил от него ни на шаг со вчерашнего вечера.

– Вы знали, что НАТО ударит ракетами по Москве? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Нет, – довольно правдоподобно соврал тот.

– Когда я просил о силовой поддержке, я не имел в виду ракетную атаку.

– А что вы имели в виду? Десант плюшевых мишек?

– Не знаю, – растерянно развел руками премьер. – Может, дипломатический демарш. Войска подвести к границе, корабли. Самолеты в воздух поднять.

– И вы думаете, это сработало бы?

– Не знаю… – снова тихо проговорил премьер и поднял на Бажкова испуганные глаза. – Выходит, я развязал войну. Из-за меня погибнут люди. Много людей, – он отошел от окна к столу и медленно опустился в кресло. – Вы же говорили, что все пройдет мирно. Что крови почти не будет. Что силовиков удастся купить. Что стоит только зажечь искру, дать людям шанс, и демократия, свобода…

– Какая, нахрен, демократия? Какая, нахрен, свобода? – Бажков подошел к столу и, опершись о него руками, презрительно улыбнулся. – Что вы лепечете, как потерявшая девственность школьница. Вы что, действительно не понимаете, что происходит на самом деле? Откройте глаза. Мы меняем власть в России для того, чтобы она не мешала Штатам установить новый мировой порядок.

– Кто вы? – отшатнулся от него премьер. – Вы ведь не просто бизнесмен, вернувшийся из Англии по амнистии капитала.

– Не важно, кто я. Важно, кто вы. Слабак и тряпка, распустивший слюни после первой пощечины. Игра только началась. А вы сидите и причитаете тут про свободу и демократию. Сейчас надо действовать без оглядки. Решительно. Мы сделали всего пару ходов. Еще вся партия впереди. И в ней нас ждет победа.

– Какая партия? Это ведь не игра. Начнется война. Погибнут люди. Я не хочу больше в этом участвовать, – пробормотал глава кабмина, вспомнив, что ему утром говорил директор ФСБ. – Отпустите меня.

– Поздно, – Бажков уселся на стол. – Слышали? Вы обвиняетесь в госизмене. Как только вы выйдете, вас тут же возьмут и будут судить по законам военного времени.

– Пусть судят. У меня есть хорошие адвокаты.

– Бог мой! Какие адвокаты! Вас просто грохнут в первой подворотне.

– Мне директор ФСБ утром дал гарантии, – с надеждой в голосе проговорил премьер.

– Даже так, – брови Бажкова взлетели вверх от удивления. – Интересно, как это я пропустил. Ну все. Хватит распускать сопли. Я вызываю оператора, чтобы снять ваше обращение с просьбой о прямой военной помощи к Совбезу ООН, руководству НАТО и Евросоюза. Вы легитимный глава государства. В России военный переворот. Его надо подавить любыми силами.

– Я не буду ничего говорить, – насупившись, пробормотал и. о. президента.

– Время! Мы теряем время. Вот ваш текст. Почитайте пару раз. Я сейчас вернусь с камерой.

– Я не буду ничего говорить. Не буду делать никаких заявлений. И вообще… Я хочу покинуть этот кабинет и это здание, – премьер решительно поднялся с кресла и направился к двери.

– Твою ж мать! – выругался Бажков, достал рацию и скомандовал: – Охрана!

В кабинет тут же вошли два человека в легких разгрузках с автоматами.

– Взять его! В кресло.

Бойцы ЧВК были отобраны из лиц, недавно получивших российское гражданство, и подготовлены специально для этой операции. Они четко и без промедлений выполнили приказ, подхватили впавшего от такого обращения в ступор премьера под локти, протащили к столу и усадили