С торжествующим воплем Мишель кинулся по тропе, опасаясь, что завеса вернется, едва стихнет ветер. Он не понял ни слова из того, о чем говорили Филипп и фэйри, потому что не знал французского, но главное было ясно: Филиппу удалось уговорить эльфа.

Выпустив ветер на волю, леди сидхэ обернулась к принцу, и в глазах ее горели изумрудные звезды.

— Поторопись, — прошептала она. Ее голос ледяным вихрем пронесся у него в голове. — Моя завеса не будет укрывать тебя долго.

— Скорее за ним! — крикнул Филипп Лоррену. И они последовали за Мишелем, стараясь не терять его из виду.

На миг Филипп обернулся. Фэйри уже исчезла.

Странная у нее просьба. Если она видела душу Филиппа, то должна была понимать: ничто на свете ему не дорого, вообще ничего. Кроме брата, которого давно уже нет в живых, и Лоррена, который фее не нужен… Что ж, возможно, есть что-то еще, о чем он даже не подозревал и что фэйри углядела в темных закоулках его сознания. Об этом стоило подумать — но не теперь. Пробил час Кровавой Охоты, восхитительной, опасной Охоты, а все остальное может и подождать.

Гензель, конечно, сразу же почувствовал, как рухнула его защита. И когда Мишель вылетел на полянку, где стоял домик ведьмы, уже был готов к встрече. Колдун стоял на пороге, и глаза его колюче сияли серебром. Ярость и досада бушевали в душе, питая силу, которая концентрировалась внутри, готовясь вырваться на свободу и сокрушить все на своем пути. Одним движением руки Гензель легко и непринужденно отшвырнул несущегося на него Мишеля, когда их разделяло метров десять, и тот врезался спиной в столетний дуб, затрещавший от страшного удара.

Гензель рассмеялся.

Сопляк набрался храбрости и пришел сюда, чтобы поквитаться с ним! Пришел один! Гензель видел все, что происходит рядом с его завесой, видел глазами крохотных зверушек, пробегавших мимо, видел глазами птиц, сидящих на ветвях деревьев. Гензель знал, что его магию сначала пытались разрушить неизвестные людишки, которых, видимо, направила сюда Принцесса Штутгарта или какого-то близлежащего городка. Потом явились трое из Москвы. Глупый хитровский тать, а с ним его омерзительные дружки — принц Филипп с любовником. Гензель с интересом наблюдал за тем, как они бродят вокруг, пытаясь проникнуть за его завесу, это было очень смешно. Гензель знал о том, что на него объявили Кровавую Охоту, а это значило, что сюда, к его убежищу, теперь будут часто являться разные создания, желающие его смерти, но ни у кого из них не хватит сил, чтобы разрушить его защиту. Ни у кого и никогда!

Как это произошло, Гензель не понимал. У Филиппа нет такой власти, чтобы сломить его магию, ни у кого в этом мире не получилось бы с такой легкостью смести ее, уничтожить без следа. В тот момент Гензель не наблюдал за границей, он был с Гретель, просто вдруг почувствовал удар, на несколько мгновений выбивший из него дух. И понял, что его магия рассеяна, словно банальный туман.

Гензель увидел издалека, кто направлялся к его убежищу. Он ждал как минимум старых магов из Ковена, но оказалось, что это всего лишь Мишель, один-одинешенек. Непонятно, куда подевались его друзья, но поблизости их точно не было. Значит, сбежали. Трусливые ночные шавки.

Мишель, видно, обезумел от горя. Очухавшись после столкновения с дубом, он опять летел навстречу своей смерти. Ведь не может быть, чтобы он не понимал: Гензель раздавит его, как мошку. Во время драки в покоях Князя Москвы Гензелю пришлось поддаться заносчивому мальчишке, но теперь-то уж он использует всю свою силу и сделает то, чего не довершил Князь, — выпьет Мишеля до донышка, превратит ею в высохшую мумию, которая рассыплется в прах, как только взойдет солнце.

Гензель снова отбросил наглеца небрежным жестом, впечатал его тело в землю и, сжав руку в кулак, почувствовал пальцами пульсирующую энергию Мишеля. Пить ее было легко, хотя Мишель и сопротивлялся, как всегда яростно сражаясь за жизнь. Стиснув зубы, хитровский воришка даже поднялся с колен и медленно пошел к колдуну, все еще надеясь достать его. Каждый шаг давался ему с превеликим трудом, но он шел и шел. Колдун сильнее сжал пальцы.

Гретель выглянула на крыльцо, узнать, что происходит, и Гензель велел было сестре вернуться в дом, но передумал. Здесь ей ничто не угрожает. Пусть посмотрит, как он уничтожит их врага, это приятное зрелище…

А потом произошло неожиданное.

Из ниоткуда вдруг раздался выстрел, и в грудь Гензеля ударила пуля, сбила с ног, заставила ослабить концентрацию. Пуля была серебряной, и боль обожгла вампира адским огнем. Гензель закричал и повернул поток силы вспять, внутрь собственного тела, чтобы поскорее выдавить этот обжигающий кусочек серебра… И тут прямо перед ним, из ничего, из воздуха, из ночного мрака проявился призрачный силуэт, затуманился, обрел человеческие черты, стремительно налился плотностью, цветом и весом; мгновенье — и вот перед лежащим Гензелем уже стоит принц Филипп Орлеанский, материальный и осязаемый, и в его руке матово отсвечивает пистолет.

Филипп смотрел на Гензеля, яростно скаля зубы, а глаза его горели радостью и азартом. Как только они встретились взглядами, Филипп нанес ментальный удар, вломившись со всей доступной ему силой в разум колдуна и пытаясь сокрушить его. Если бы не пуля в груди, Гензель в один миг вышвырнул бы принца из своего сознания и ответным ударом превратил бы его мозг в труху, но сейчас он мог лишь закрыться, защититься от вторжения.

Но и Филипп не мог с ним справиться, даже сейчас, даже с раненым. Он понимал, что Гензеля нужно добить, и как можно быстрее. Принц глянул в сторону — как там Мишель. Тот с трудом оправлялся от удара, Гензель успел высосать из него много сил. Мишель держался на ногах, но его шатало из стороны в сторону, и в сильно косящих от слабости глазах его застыла растерянность.

Гретель, испустив почти звериный крик, бросилась на Филиппа, но ей помешал Лоррен — он успел подкрасться сзади и схватил ее за волосы. Голова Гретель откинулась назад; шевалье одним стремительным ударом перерезал ее открывшееся горло, почти отделив голову от тела, и с удовольствием подставил лицо под струю крови.

Боль своя и боль сестры придали Гензелю силы… Забыв о пуле в груди, он одним махом вышвырнул Филиппа из своего сознания — принц как подкошениый рухнул на землю — и кинулся к Гретель, но тут Мишель, собрав остатки энергии, прыгнул ему на спину, повалил в траву и тоже полоснул ножом по горлу.

Колдун захлебнулся кровью, но рана его не была смертельной, он мог бы залечить ее, исцелиться, если бы опрокинул Мишеля и отобрал у него последние крохи силы… Однако он не думал о себе, а мутнеющим взором смотрел, как безумно хохочущий Лоррен поднимает к небу отсеченную голову сестры. Тело, некогда принадлежавшее Ане, не рассыпалось в прах, но начало быстро ссыхаться, на глазах превращаясь в мумифицированный труп.

Гензель смотрел на тело сестры с ужасом, и отчаянием, и безысходностью, и отрешенностью, он уже не сопротивлялся, он позволил Мишелю ударить себя по затылку и перевернуть на спину, он позволил врагу вцепился зубами в свое горло и глотать свою кровь. Мишель сделал несколько больших глотков, а потом еще раз всадил нож в шею Гензеля, перерубая позвонки и сухожилия.