поеду кататься, – рассмеялся Гуров, кивнув подошедшей к нему Марии Ильиничне. – Она меня такими вкусными булочками угостила, что я не удержался от гусарского поступка и предложил ей прокатиться с ветерком. Правда, только до нашего управления и обратно, но она и на это согласилась.

– Везет же некоторым, – вздохнул Крячко. – Булочки трескают. Я отчего-то вдруг тоже чего-нибудь этакого пожевать захотел. С шести утра маковой росинки…

– Не ной, а заскочи куда-нибудь и поешь. Твои мастерские никуда с места своего не убегут, – наставительным тоном ответил Гуров. – Все, отключаю связь, позже созвонимся.

– Чур, с Опером в обед ты гуляешь, – быстро произнес Крячко и разъединил связь, чтобы не слушать от Льва Ивановича доводов для отказа.

Но полковник только посмеялся про себя мальчишеству своего друга. Подумаешь, с собакой прогуляться по скверу – дел-то на пять копеек. Зато на прогулке думается легче, чем в душном кабинете.

23

Гуров привез Марию Ильиничну в управление, провел в кабинет и познакомил с Опером.

– А это, Мария Ильинична, одно из вещественных доказательств. Да, и такие тоже бывают, – сказал Лев Иванович, поймав удивленный взгляд женщины, не ожидавшей увидеть щенка в столь солидном заведении, как Главное управление уголовного розыска Министерства внутренних дел России.

Щенок Марию Ильиничну развеселил тем, что начал тявкать на нее, показывая себя сторожевым псом, охраняющим доверенную ему территорию кабинета. Гуров, чтобы успокоить собаку, достал из холодильника кусок курицы и, положив его в миску Опера, скомандовал:

– На место, Опер! Не мешай людям работать, иначе привяжу.

К удивлению посетительницы и самого Гурова, пес команду «на место» выполнил и, перестав гавкать, отправился на свою лежанку, прихватив по пути еще и куриную косточку.

– Умный такой, хотя и маленький еще, – удивилась Мария Ильинична.

– Да, тут у нас не забалуешь, – сказал Гуров. – У нас тут без дисциплины – никак.

А потом была рутинная работа – запись показаний и составление устного портрета. Чтобы не смущать Марию Ильиничну, Гуров не стал ей подробно объяснять, что разыскивают они не просто отца Селивания и матушку Елену, а ловких, умелых и пока что неуловимых аферистов. Он просто пояснил женщине, что им нужно разыскать этих людей, как возможных свидетелей по одному делу. Кто же, скажите, поверит, что аферисты, только что обманувшие человека и укравшие у него целую кучу денег, просто так взяли и отдали эти деньги на лечение маленькой больной девочки? Такое только в кино и бывает. И то не в современном, а в старом, советском. А в наши-то дни расцвета капитализма и потребительства – разве такое может случиться? Вот и пришлось Льву Ивановичу придумывать легенду о важных свидетелях.

Затем Гуров отвел Марию Ильиничну в специальное помещение и передал ее специалисту по фотороботам.

– Вот тебе, Василий, еще одна дама, приятная во всех отношениях. Как только вы с ней тут закончите, будь добр, проводи ее ко мне в кабинет. Я обещал отвезти ее домой, – он улыбнулся женщине и, галантно поклонившись, добавил: – А свои обещания настоящие полковники всегда выполняют. Я же пока пойду с Опером прогуляюсь.

У Гурова никогда не было собаки. Вернее, была, но не у него самого, а у его деда, у которого Лев Иванович, будучи еще мальчишкой, часто гостил в деревне. Но то ведь не в счет. Полковник никогда даже и не задумывался насчет того, чтобы завести дома какую-нибудь животину. Он, как и его жена Маша, считал, что животные должны жить не в квартирах, а на улице, на природе – где-нибудь в деревне или при коттедже. Но сейчас, выгуливая смешного и неказистого щенка, наблюдая за его беготней и деловым обнюхиванием всего, что попадалось на его пути, Гуров испытывал какое-то невероятное удовольствие от самого процесса неспешной прогулки.

Но как бы то ни было, а двадцать пять минут пролетели незаметно, и пора было снова заходить в душный кабинет и браться за работу.

– Опер, домой, – скомандовал Лев Иванович и снова удивился, насколько понятлив и умен этот пес. Он поднял большую, не соответствующую размерам тела лохматую голову, умными карими глазами посмотрел на Гурова и подошел к нему, готовый следовать за ним куда угодно.

* * *

Крячко вернулся в управление около трех часов дня и, вытирая вспотевшее лицо рукавом, плюхнулся на стул для посетителей, который стоял у стола Гурова.

– Все, Лев Иванович, нашел! – не обращая внимания на радостные повизгивания собаки и сочувственный взгляд Гурова, выдохнул он. – Везет же мне, а вернее, нам! В третьем же заведении и нашел! На мой вопрос – не было ли к ним в мае месяце необычных просьб или заказов, один из подмастерьев охотно откликнулся на мой вопрос. Он сказал, что до сих пор смеется над чудаком, который отвалил ему 500 долларов только за то, чтобы он, этот самый подмастерье, бросил принесенный посетителем булыжник в печь и немного его там подержал, а потом вынул. Камешек был, по словам свидетеля, килограмма на два с половиной и предварительно обработан зубилом, но каких-то определенных форм и очертаний не имел. Я ему показал несколько фотографий из тех, что напечатал еще Береговой, и, представь себе, мастеровой узнал-таки камушек! А потом подробно описал и посетителя-чудака. Оказывается, он его запомнил! – выпалил Крячко в радостном возбуждении и, хлопнув себя по коленям, встал со стула. – И вот по описанию этот чудак очень похож на мужчину, которого тебе описал твой красавец Беломорканал. Прямо один в один. И рост, и телосложение, и цвет волос.

– Отличные новости, – сказал Гуров. – У меня тоже есть чем похвастать. Ты помнишь, что я тебе говорил, что с дамой к нам еду? Так вот, эта замечательная женщина тоже дала очень интересные показания относительно отца Селивания и его матушки Елены. Оказывается, эта наша парочка, занимаясь благотворительностью, даже и не подумала хоть как-то себя обезопасить. Эти двое пришли к маме больной девочки, чтобы отдать ей деньги, в своем натуральном виде – без грима и париков. И… угадывай теперь сам!

– Все совпадает? – не вдаваясь в подробности, спросил довольный Крячко.

Гуров кивнул и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету.

– Картина становится вполне ясной и понятной, – резюмировал он. – Остается только найти наших добрых самаритян и вменить им… А что, собственно, мы им вменим? – неожиданно остановился Гуров и растерянно посмотрел на Крячко. – Слушай, Станислав, а они мне нравятся – эти наши жулики! Да-да, нравятся! Я в них почти влюблен! Они же по стопам Юрия Деточкина пошли, но только вдвоем работают. Обирают тех, кто заработал деньги чужим трудом, и отдают их тем, кому они очень-очень нужны. Один обман – одна благотворительная акция. Девочке помогли – это раз, парню-инвалиду денег на учебу дали – это два, Беломорканалу перепало на паперти – это три. Вот такая получается интересная жульническая арифметика… И не факт, что это все! Мы можем чего-то и не знать. Ведь так?

– Да, дела, – протянул задумчиво Станислав. – Оказывается, непростое нам с точки зрения морали дело досталось. Надо думать, и надо искать. Найдем – хорошо. Не найдем – тоже неплохо. В каком-то смысле…

– Ну, найти-то их нужно обязательно.

– Найдем и посадим? – покосился на Гурова Крячко. – Что-то у меня, Лев Иванович, после твоего сообщения, энтузиазма для поисков поубавилось эдак процентов на семьдесят. Правда, Петр Николаевич душу из нас вынет, если не найдем, но, может, как-то… – Крячко тяжело вздохнул.

– Ладно, не вздыхай. Наше дело – найти,