— Его дух витает над всем, — сказала Биргитта. — Иди, будь прилежной и умной девочкой.

Карин исчезла, полная кипучей энергии. Чтобы не завидовать ей, Биргитта бодро встала с постели, сделала несколько небрежных гимнастических упражнений и приготовилась к новому пекинскому дню, без заговоров и тревожных озираний по сторонам. Утром она отправилась в загадочный лабиринт Запретного города. Над центральными воротами в розовой наружной стене — раньше через них входил только император — висел огромный портрет Мао. Биргитта обратила внимание, что все китайцы, входя в красные ворота, прикасались к их золотым накладкам. Должно быть, тут что-то вроде суеверия, решила она. Надо будет спросить у Карин.

Ступая по стертым камням внутреннего двора, Биргитта вспомнила, как в бытность свою красной бунтаркой где-то прочла, что Запретный город состоит из 9999 с половиной комнат. Поскольку Бог Неба имел 10 000 комнат, Сын Неба не мог иметь больше. Хотя вряд ли это правда.

Несмотря на холодный ветер, посетителей было много. Большей частью китайцы, благоговейно ходившие по комнатам, куда многим поколениям их предков не было доступа. Какой же исполинский бунт, думала Биргитта. Когда народ обретает свободу, происходит вот что: он получает право на собственные мечты, на доступ в запретные комнаты, где создавался гнет.

Каждый пятый человек в мире — китаец. В моей семье, если считать ее миром, один должен бы быть китайцем. Так что в юности мы все же были правы, думала она. Наши доморощенные пророки, особенно Мосес, теоретически самый подкованный, постоянно напоминали, что вести речь о будущем можно лишь с участием Китая.

Уже собираясь покинуть Запретный город, она вдруг, к своему удивлению, обнаружила американское кафе быстрого питания. Вывеска прямо-таки кричала навстречу с краснокирпичной стены. Биргитте захотелось понаблюдать, как реагируют прохожие китайцы. Одни останавливались, показывая своим спутникам на вывеску, другие даже заходили внутрь, но большинство вообще не замечало этого омерзительного, по мнению Биргитты, святотатства. Китай стал загадкой другого рода, с тех пор как она впервые попыталась хоть что-то понять в Срединной империи. Но это неправильно, сказала она себе. Даже американское кафе в Запретном городе наверняка можно понять исходя из трезвого анализа современного мира.

Возвращаясь в гостиницу, Биргитта нарушила обещание, которое дала себе утром, и разок оглянулась. Но не заметила ни знакомых лиц, ни кого-либо, стушевавшегося оттого, что она обернулась. Пообедала она в каком-то ресторанчике и снова, глядя на счет, поразилась дороговизне. Потом решила попробовать найти в гостинице какую-нибудь английскую газету и выпить чашку кофе в большом баре в холле. В газетном киоске нашелся экземпляр «Гардиан», и Биргитта устроилась в уголке возле горящего камина. Несколько американских туристов, вставая, громогласно объявили, что теперь намерены подняться на Великую Китайскую стену. Они тотчас вызвали у нее живейшую антипатию.

А когда она сама посетит Стену? У Карин Виман время будет, вероятно, только в последний день перед отъездом. Можно ли побывать в Китае и не увидеть Стену, которая, согласно современной легенде, одно из немногих рукотворных сооружений, какие видны из космоса?

Стену я должна увидеть обязательно, думала Биргитта. Карин там наверняка уже бывала. Что ж, придется ей смириться. Вдобавок у нее есть фотоаппарат. Нельзя же уехать отсюда и не сфотографировать Стену детям на память.

Неожиданно рядом с ее столиком остановилась незнакомая женщина. Примерно ее возраста, волосы гладко зачесаны назад. Женщина улыбалась, держалась с огромным достоинством и заговорила с Биргиттой на хорошем английском:

— Госпожа Руслин?

— Да, это я.

— Вы позволите присесть? У меня важное дело.

— Прошу вас.

Женщина села, на ней был темно-синий костюм, явно очень дорогой.

— Мое имя — Хун Ци. Я бы не стала докучать вам, если бы не важное дело.

Она сделала едва заметный знак мужчине, стоявшему чуть поодаль. Тот подошел, бережно, точно драгоценный подарок, положил перед Биргиттой ее сумку и удалился.

Биргитта удивленно посмотрела на Хун.

— Полиция разыскала вашу сумку. Поскольку же для нас весьма огорчительно, что с нашими гостями порой случаются несчастья, меня попросили передать вам пропажу.

— Вы из полиции?

Хун по-прежнему улыбалась:

— Нет. Просто иногда меня просят оказать властям ту или иную услугу. Все на месте?

Биргитта Руслин открыла сумку. Кроме денег, все в целости и сохранности. К собственному удивлению, она обнаружила и коробок спичек, который накануне тщетно искала в дорожной сумке. Вот, значит, куда она его сунула.

— Деньги пропали.

— Мы твердо надеемся схватить преступников. Они будут сурово наказаны.

— Но их не приговорят к смерти?

По лицу Хун скользнула едва заметная тень. Но от Биргитты это не укрылось.

— У нас суровые законы. Если за ними уже числятся тяжкие преступления, возможно, их условно приговорят к смерти. Если они исправятся, смертный приговор заменят тюремным сроком.

— А если не исправятся?

Ответ был уклончив:

— Наши законы четки и однозначны. Но как знать. У нас индивидуальный подход. Наказание, назначенное в силу рутины, не может быть справедливым.

— Я сама судья. По моему твердому убеждению, крайне примитивное правосудие — допускать смертную казнь, которая редко, а то и вообще никогда не дает превентивного эффекта.

Биргитте Руслин вдруг совершенно не понравился собственный деловитый тон. Хун Ци слушала серьезно. Улыбка исчезла. Официантку, которая подошла было к столику, она кивком отослала прочь. У Биргитты возникло отчетливое ощущение какой-то повторяющейся модели. Хун Ци никак не отреагировала на то, что она судья. Стало быть, уже знала.

В этой стране обо мне знают всё, подумала Биргитта Руслин. С возмущением. Если, конечно, виной всему не разыгравшаяся фантазия.

— Разумеется, я очень признательна, что вы вернули мне сумку. Но поймите, меня удивляет, как все это произошло. Сумку приносите вы, и вы не полицейская, я вообще не знаю, кто вы и что вы! Грабители пойманы? Или я неверно истолковала ваши слова? Может, сумка была где-то брошена?

— Никто пока не пойман. Но есть вполне определенные подозрения. Сумку нашли недалеко от места нападения.

Хун Ци хотела встать. Но Биргитта Руслин остановила ее:

— Объясните же, кто вы. Вдруг приходит совершенно незнакомая женщина, возвращает мне сумку…

— Я занимаюсь вопросами безопасности. А поскольку говорю по-английски и по-французски, меня порой просят кое-что сделать.

— Безопасность? Значит, вы из полиции? Все ж таки!

Хун Ци покачала головой:

— Безопасность в обществе не всегда подразумевает внешнюю охрану, за которую отвечает полиция. Безопасность уходит в глубину, к самым корням общества. Не сомневаюсь, в вашей стране обстоит так же.