Переводчик упомянул название гостиницы, хотя Биргитта ничего не говорила.

— Откуда вам известно, где я живу? Ключ был в сумке.

— Такие вещи мы всегда знаем.

Он поклонился и вышел. Дверь не успела закрыться, как опять появился врач, тот, с американским акцентом.

— Мы еще немного подержим вас здесь. Проверим анализы крови и рентгеновские снимки. А потом вы вернетесь в гостиницу.

Часы, подумала Биргитта. Их не забрали. Она взглянула на циферблат. Без четверти пять.

— Когда я смогу вернуться в гостиницу?

— Скоро.

— Моя подруга забеспокоится, если меня там не будет.

— Вас отвезут. Нам не хотелось бы, чтобы зарубежные гости сомневались в нашем радушии и заботливости, хотя порой и происходят несчастные случаи.

Биргитта осталась одна. Откуда-то издалека донесся крик, сиротливый вопль, гулко раскатившийся по коридору.

Мысли кружили вокруг случившегося. Единственные фактические свидетельства нападения — боль в горле и пропавшая сумка. Все прочее совершенно нереально: внезапный шок от захвата со спины, удар в живот и люди, которые ей помогли.

Они-то наверняка видели, думала она. Полиция их опросила? Они дождались «скорой»? Или первой прибыла полиция?

Никогда раньше на нее не нападали. Угрожали, да. Но физически никто не набрасывался. Полученный удар — первые побои в ее жизни. Она судила людей, которые избивали, стреляли, пыряли ножами. Однако сама никогда не чувствовала, как подкашиваются ноги.

Ей что, по-прежнему страшно? Да, ответила себе Биргитта. За долгие годы работы в суде она усвоила: жертва грабежа и нападения ничего не забывает. Страх остается надолго, порой на всю жизнь. Ну уж нет, ей вовсе не хочется превратиться в насмерть запуганное существо, которое, рискнув выйти на улицу, то и дело оглядывается назад.

Дома она непременно расскажет все Стаффану. Приглаженную версию, но так, чтобы он понял, почему она может неожиданно вздрогнуть посреди улицы.

Одно за другим накатывали чувства, обычные после нападения, как она знала. Страх, злость, унижение, печаль. И мстительная ненависть. Как раз сейчас, лежа в постели, она бы ничуть не возражала, если бы этих двоих поставили на колени и пристрелили.

Пришла медсестра, помогла ей одеться. До живота больно дотронуться, на колене ссадина. Медсестра поднесла зеркало, чтобы Биргитта смогла причесаться, и она увидела, что очень бледна. Вот, значит, как я выгляжу, когда мне страшно. Не забуду.

Врач появился, когда она сидела на койке, готовая вернуться в гостиницу.

— Боль в горле пройдет, вероятно, уже к завтрашнему утру, — сказал он.

— Спасибо вам за все. Как я доберусь до гостиницы?

— Полиция вас отвезет.

В коридоре ждали трое полицейских. Один — с устрашающим автоматом в руках. На лифте они спустились вниз, сели в полицейскую машину. Биргитта сама себя не узнавала, ведь даже название больницы не запомнила. Немного погодя перед глазами вроде бы мелькнула стена Запретного города, но, может, она и ошиблась.

Полицейские не включали ни сирену, ни мигалки. Вот спасибо, совершенно ни к чему привлекать внимание. У подъезда Биргитта вышла. Машина уехала, она даже обернуться не успела. Только по-прежнему удивлялась, откуда они знали, в какой гостинице она живет.

Когда она сообщила портье о потере ключа, ей выдали новый. В ту же секунду. И она поняла: ключ лежал наготове. Женщина-портье улыбалась. Она знает, подумала Биргитта. Полиция побывала здесь, сообщила о разбойном нападении, предупредила.

По дороге к лифтам она думала, что должна бы испытывать благодарность. Но чувствовала лишь недовольство. И когда вошла в номер, оно не уменьшилось. Сюда явно кто-то заходил, не только горничная. Конечно, возможно, на минутку забегала Карин — что-то взять или переодеться. Вполне возможно. Но ведь и полиции ничто не мешало украдкой наведаться в номер? Или это был кто-то еще? В Китае наверняка есть служба безопасности, которая всегда незримо или почти незримо присутствует рядом.

О визите ей сообщил пакет с играми. Она сразу заметила, что он лежит не там, где она его оставила. Медленно обвела взглядом комнату, чтобы ничего не упустить. Но кто-то, не таясь, переложил в другое место только пакет.

Биргитта прошла в ванную. Несессер там же, где оставлен утром. Содержимое в полном порядке.

Она вернулась в комнату, села в кресло у окна. Дорожная сумка стояла открытая. Биргитта встала и принялась осматривать вещи, одну за другой. Если кто и рылся в сумке, то постарался действовать незаметно.

Лишь добравшись до дна, она вмиг замерла. Там должен был лежать фонарик и коробок спичек. То и другое она всегда брала с собой в поездки, после того как за год до свадьбы со Стаффаном поехала на Мадейру, а там на сутки с лишним вырубили электричество. Вечером она пошла прогуляться к скалистым кручам на окраине Фуншала — и вдруг все утонуло в кромешном мраке. Несколько часов она буквально ощупью пробиралась к гостинице. И с тех пор всегда держала в сумке фонарик и спички. Этот коробок с зеленой этикеткой был из хельсингборгского ресторана.

Биргитта снова перетряхнула одежду, но спичек не нашла. Может, переложила в украденную сумку? Иногда такое случалось. Однако при всем старании она не могла припомнить, чтобы доставала спички из большой сумки. Кто же забрал коробок из номера, который обыскивал втайне?

Она опять села у окна. Последний час в больнице! У нее уже тогда возникло ощущение, что держат ее там без всякой необходимости. Какие такие анализы? Видимо, на самом деле, пока она там торчала, полиция обыскивала гостиничный номер. Но зачем? В конце концов, напали-то на нее, верно?

В дверь постучали. Биргитта вздрогнула. Посмотрела в глазок: полицейские. С тревогой открыла. Полицейские другие, не те, что в больнице. Одна из них — женщина, невысокая, в ее годах, — заговорила:

— Мы просто хотим убедиться, что все в порядке.

— Спасибо.

Полицейская знаком показала, что хочет войти. Биргитта посторонилась. Один полицейский остался в коридоре, второй занял пост в передней. Женщина провела Биргитту к креслам у окна. Положила на стол папку. Что-то в ее поведении удивило Биргитту, но она не могла сказать, что именно.

— Мне бы хотелось, чтобы вы внимательно взглянули на фотографии. У нас есть показания свидетелей, и, пожалуй, мы знаем, кто на вас напал.

— Но ведь я ничего не видела! Разве только локоть. Но его не опознаешь!

Полицейская не слушала. Достала из папки несколько фотографий, разложила на столе. Молодые мужчины.

— Возможно, вы все-таки что-то видели, хотя и не вспомнили сразу.

Биргитта Руслин поняла, что протестовать бессмысленно. Перебрала снимки, думая, что эти молодые парни однажды, может статься, совершат преступления и будут казнены. Разумеется, все они ей незнакомы. Она покачала головой: