бригадир оформлял документы в райсовете. Среди изображений мамонтов и шаманов попадались картинки с рептилиями.

– Старожилы, – сказал Черников, – называют их Гажьими капищами. Говорят, племена, обитавшие здесь раньше, поклонялись праматери змей. Дауры или гиляки… до появления русских. Но капища они не строили, а обнаруживали, как мы. Будто натыкались на чужие храмы и начинали в них молиться.

Тишина, царившая над осинником, набивалась в уши ватой, оглушала. Лиля балансировала на краю обрыва, жалея, что не прихватила фотоаппарат. Тень от камней трепетала второй, сотканной из темноты гадюкой.

– Ходят слухи, на Гажьих капищах спрятаны клады. Подростком я копал под валунами. Не этими, но такими же, на севере. Мечтал о золоте Стеньки Разина.

– Что-нибудь нашел? – Лиля не заметила, как прильнула плечом к твердому плечу Черникова.

– Костище, – чуть слышно произнес механик.

– Что?

– Слой пепла и пережженных костей.

– Человеческих? – Лиля сглотнула.

– Нет, – усмехнулся Черников. – Змеиных. Целая гора змеиных косточек и ребрышек.

Лиля намеревалась о чем-то спросить, но в кармане Черникова защелкало.

– Бригадир отыскался. – Черников вынул рацию. – База, прием.

Лиле никак не удавалось оторвать взор от простенького каменного змея, отороченного осинами. Но, услышав искаженный помехами голос Лемберга, она забыла про находку.

– Ребята, возвращайтесь. Немедленно.

– Что случилось? – Лиля привстала на цыпочки.

– Возвращайтесь, – повторил Лемберг, и связь прервалась.

То, что стряслось нечто ужасное, Лиля поняла, как только они вышли из подлеска. Побледневший, взлохмаченный Лемберг наматывал по лагерю круги. Наталка сидела на складном стульчике, стиснув дрожащими руками алюминиевую кружку. Бурчал генератор, ему аккомпанировали мухи и комары.

У Лили засосало под ложечкой.

– Эй, вы чего?

– Михалыч мертв. – От Лемберга пахнуло спиртом.

– Что? Как? – Лиля ошарашенно таращилась на коллегу.

Наталка быстро закивала. Ее личико распухло от слез. Подмывало выпалить: да вы просто наклюкались! Никто не умирает в нашей экспедиции! Мы здесь делом заняты, а не ерундой!

– Он весь… – Наталка захныкала, крупная капля сорвалась с ресницы, – сломан, как кукла.

– Толком говорите! – потребовал Черников.

– Он там. – Лемберг посмотрел боязливо на служебный вагончик. – Ушел работать сразу после вашего ухода. Мы с Якимовой гуляли… Нашли его где-то в половине пятого.

– Вы… уверены, что он?..

– Господи, да! – Лемберг оросил Черникова слюной.

– Его убили, – сказала Наталка, зажмуриваясь. – Кто-то забрался в лабораторию и…

Черников снял с плеча ружье. Направился к вагончику.

– Милицию оповестили?

– Я пробовал, но связи с городом нет.

– А бригадир?

– Ни слуху ни духу.

Черников уже открывал дверь вагончика, и Лиля последовала за ним. Наталка всхлипнула:

– Не смотри на него. Лучше не смотри.

В операционной было жарко. Мошкара роилась в воздухе, и пахло скверно. Так пах мальчик, слетевший с мопеда в овраг. Это было несколько лет назад. Старшеклассница Лиля кинулась тогда на помощь; сталь барьерного ограждения вспорола пареньку живот. Он слабо охал. Внутренности вывалились грудой и изгваздались в пыли (как же их мыть? – ужаснулась Лиля).

Лемберг, замыкающий шествие, пробормотал в Лилин затылок:

– Дракоша пропал.

Клетка с амурским полозом опустела. За металлическими сетками ерзали и шипели взбудораженные гадюки. Заговори они по-человечески, о чем бы поведали людям?

Под ногами звякнула чашка Петри. Черников встал как вкопанный, и Лиля врезалась в его спину.

– Не смотри, – продублировал механик мрачное предупреждение Наталки. Но Лиля посмотрела.

Иван Михайлович сидел на полу среди блестящих гирек. Он, без сомнения, был мертв, и смерть его не имела ничего общего ни с естественными причинами, ни с укусом змеи. Вывернутая, явно сломанная рука покоилась на коленях. Челюсть выскочила из сустава, а шея разбухла вдвое. Крови было немного: на съехавшей под подбородок маске и на зубах в распахнутом рту.

Лиля вскрикнула, отворачиваясь.

– Я говорил! – зловеще прокаркал Лемберг.

– Что, черт подери, произошло? – хрипло спросил Черников, будто требовал отчета у гадюк или у изувеченного мертвеца.

Змееловы толпились в узком пространстве между серпентарием и лабораторией.

– Яды! – осенило Лилю. Она протиснулась мимо Черникова, переступила через ноги Ивана Михайловича. Сердце норовило вылететь из груди как ядро из пушки.

– Не похоже, что его цапнули, – сказал Черников угрюмо.

Лиля хотела произнести вслух свое подозрение: напавшие на ученого ублюдки похитили ценный продукт. Но мысли не складывались в предложения, и она молча обследовала лабораторию. Сейф оказался надежно заперт, сырой яд сушился в чашках. Ни грамма не пропало.

Лиля выругалась – в третий раз за двадцать лет жизни.

Лемберг выдал свою версию:

– А что, если Дракоша его убил?

– Глупости, – процедила Лиля. – Агрессивный полоз способен укусить человека, но полоз – не удав и…

Она запнулась.

Из-за опечатанного шкафа с эксикаторами медленно и торжественно всплыл Дракоша. Словно черно-красный пожарный рукав, декорированный косыми полосами. Шкура лоснилась от крови, к брюшным пластинкам прилипли частички чего-то багрового и зловонного. Лиля распахнула рот, точно неумело пародировала посмертную гримасу Скрипникова. Полоз вмиг очутился на столе, черные ненавидящие глаза сверлили Лилю.

Где-то в углу квакнула лягушка. Время замедлилось.

Дракоша отклонился перед рывком…

Громыхнул выстрел, и голова змеи взорвалась кровавыми ошметками. В тесной лаборатории звук рубанул по мозгам как молот. Лиля зажала уши. Обезглавленный полоз плавно оседал на столешницу. Из обрубка шеи вился сизый дымок.

«Нет, – сигналил разум Лили, – змеи так себя не ведут. Я же читала…»

Черников опустил двустволку. Его губы беззвучно шевелились. Колокольный звон заглушал слова.

– А? А?

Беспомощное «а» дробилось эхом в пещере между височными костями. Пахло порохом и медью. Так пахнет война? Потом в ушах хлопнуло – и слух вернулся. Не настолько, чтобы уловить шорох трущихся друг о друга пластинок дохлого уже полоза, но достаточно, чтобы услышать, как снаружи визжит Наталка.

Первое, что увидела Лиля, выпорхнув из вагончика за мужчинами, была лаборантка, зачем-то взобравшаяся с ногами на стол. Ножки стола, которые Черников укрепил брусьями, плясали под весом девушки.

– Змеи! – вскрикнула Наталка, хлопая ресницами, отчаянно царапая ногтями заплаканное лицо. – Змеи в траве!

Затем Лиля увидела гадюк.

Черные змейки юркали в пырее, огибали опрокинутый котелок и желтую «Спидолу» Ванягина. Вопреки всему, что писалось в книгах, они ползли к людям.

Лиля вспомнила глаза полоза. Бурлившую в них ненависть. Но ведь это абсурд! Рептилии не знают ненависти, равно как и любви…

– Назад! – скомандовал Черников.

Что-то мазнуло по плечу, зацепив шею, будто погладило холодным пальцем. В желудке Лили разлилась желчь. Периферийным зрением она засекла пикирующие сверху, извивающиеся макаронины. Дождь из змей…

Она обернулась.

Гадюки падали с крыши служебного вагончика. Лемберг истерично вопил и взлохмачивал волосы, избавляясь от мерзкого десанта.

«Сколько же их здесь?» – опешила Лиля.

Змеи не старались, как положено их племени, уползти, трусливо зарыться в дерн. Они атаковали. Выгнувшись