— Федь, у нас же все злятся, а я — так больше всех. Меня же злыдней считают на базе. Вот порадуются, когда я стану прыгать и кусаться.

— Так, все! Хватит кваситься. Давай еще кофе с печеньем. Успокойся, ничего с тобой не станет. Я знаю, Тай, просто знаю — и все. Ты всегда мне доверяла, даже в опасных ситуациях. Можешь сейчас доверять? Ты мне доверяешь? Ведь у меня — как ты говорила — настоящее сердце. Я не обманывал тебя никогда.

— Ну, хорошо, я доверяю. И что?

— И тогда успокойся. Мы найдем выход. Обязательно. Теперь мы знаем правду, знаем — что на самом деле происходит на станции. А это — огромный плюс, поверь.

Таис еле кивнула.

Федр сделал ей еще кофе и заставил пить, пока горячее. Держал в руках печенье, и смешно приговаривал:

— Давай, трескай. Тебе силы нужны. Отец тут в каюте оставил целый арсенал мечей, вооружимся против пятнадцатых, когда будем пробиваться обратно. Уже проще будет.

— Против лучевых пистолетов‑то?

— Так у нас раньше вообще только железяки были против пистолетов. А лучевым мечем можно далеко достать, это тебе не трубка от магнитной доски.

— Ладно, посмотрим.

— Я еще нашел списки у отца на планшете. Помнишь, мы находили такие на карте памяти пятнадцатого. Разобрался в них. На самом деле всего четыре списка. Список погибших — и мой отец с матерью в нем. Не знаю почему, может, потому что не долетели…

Федор поднялся, сделал себе кофе, после пристроился у планшета и вывел на экран ряды файлов.

— Смотри. Вот список погибших. Вот список тех, кто изменился. В него Моаг занес и всех детей подземелья. То есть интеллект станции подразумевает, что все, кого не усыпили — рано или поздно — изменяться.

— Вот и я о чем…

— Тай, да перестань. Это же Моаг, он выполняет программы. О любви он ничего не знает. То есть, у него нет даже предположения, что у кого‑то вирус не активируется. Потому мы все в списках больных — или изменившихся, как их там правильно называть…

— Ну, дальше?

— Третий список детей, с этим все понятно. А есть еще четвертый список, он у отца на планшете только, видимо. Список тех, на кого вирус не подействовал. Список незаболевших. В этом списке и мой отец с матерью, и старпом, и психолог. Я всех нашел. И вот что я сделал.

Федор улыбнулся и продолжил:

— Я перевел наши с тобой имена в список тех, кто не заболел. В список здоровых. И запустил этот список в Моаг. Пусть добавится к информации. Пусть Моаг подумает, зараза такая, что не все идет по спискам у него.

— Ну, а нам‑то что?

— Ничего, в общем‑то. Нам надо вернуться к своим и все рассказать.

— Может, отец твой написал, что нашли какое‑то лекарство? Не писал он такого?

— Нет, я такого не видел.

— А жаль. Очень. А моих родителей нет в списке незаболевших?

— Твою фамилию Моаг не изменял. Ты Зобова, да?

— Была, по идее.

— Сейчас посмотрим.

Федька прокрутил на экране список, еще раз. Пожал плечом.

— Вроде нет ни одного Зобова.

— Тогда ищи в другом списке. Сам знаешь, в каком.

— Сейчас… Да, нашел. Поисковик нашел сразу. Твои, Тай, в списке изменившихся.

— Класс! Мне был годик, когда все это случилось. Выходит, что мои родители очень даже живы, и бегают внизу, в закрытой части Нижнего Уровня. Ничего себе!

— Может, и нет…

— Может, и да! И, выходит, что мои родители не любили меня. И друг друга тоже не любили. Потому и я не могу никого любить. Не передалось мне такое умение.

— Тай, ну успокойся, ладно? Ты ведь цела? Ты не переменилась!

— А вот сейчас переменюсь, — Таис скорчила зверскую рожу и сделала вид, что вот — вот прыгнет на Федьку.

Тот засмеялся, сел рядом, повалил Таис на подушку и сказал:

— Надо рассказать все нашим. После придумаем — что делать. Что‑нибудь обязательно придумаем, Тай.

— Слушай, Федь, а откуда Закон взялся? Отец твой ввел, что ли?

— Нет, отец о Законе ничего не говорил. Видимо, это уже инициатива Моага. Тут, видишь ли, какой момент вышел. Люди нас списали со счетов полностью, мы идем в расход по любому. Но Моаг‑то за нас отвечает. У двенадцатых и у Лонов мы в приоритете. Потому, видимо, Моаг решил подстраховаться от того, чтобы дети не зверели заранее. Ну, пришел к этому логическим путем. Возможно, что где‑то в извилинах его сервера гуляет информация, что те, кто любит — те не перерождаются. Только Моагу не понятна сама фраза "любовь". Роботы не испытывают эмоций, они просто выполняют программы. И Моаг, видимо, решил задать программу для детей.

Федька усмехнулся и продолжил:

— Это мои предположения, конечно, я не уверен точно. Но все похоже на то. Я поискал в сети — откуда взялись эти Десять Заповедей. И нашел, что давно была такая религия. Она, может, и сейчас есть на Земле — кто его знает. Христианство. Помнишь, мы учили религии?

— Не помню уже. Мы много всякой ерунды учили, разве все упомнишь?

— Ну, да. Я тоже не очень помню. Так вот, Десять Заповедей были там. Очень похожи на наши. Правила, которые надо выполнять. Только Моаг одно упустил. Одна из Заповедей была о любви. Люби Бога и людей — что‑то в этом роде. Ну, как бы, главная Заповедь, что ли. А от нее уже все остальное. Вот Моаг и запустил эти Десять Заповедей — как программы для детей. Он просто пытался вырастить нас так, как умел. Дал нам все, что мог. Его нельзя винить, это не его вина, что люди нас бросили. Фактически, Моаг — единственный во всей вселенной, кому мы хоть немного нужны. Вот так, Таис.

— Радостно, ничего не скажешь…

— Нам надо найти подход к Моагу, вот что я думаю. Надо сделать его нашим союзником. Только я пока не придумал — как. Потому что, видимо, Тай, помощи от взрослых мы не дождемся. Понимаешь? Мы не нужны никому, ни Гильдии, ни Земле — если Земля, конечно, есть.

— Федь, но почему любовь? Почему именно тот, кто любит — тот и не заболевает?

— Не знаю. Я не стал смотреть медицинские файлы и файлы исследований. Может, после посмотрю, конечно. Но я ничего не смыслю в биологии и химии. Я программист, ты знаешь. Математика, геометрия и информатика — в этом я разбираюсь. Физику хорошо знаю. Но все остальное для меня — темный лес. Потому я не знаю. Это, может, Эмма бы разобралась. Вот кого надо сюда.

— Да, Эмка же умная. Она бы что‑нибудь наумничала, это точно.

— Уже не злишься на нее?

— Зачем она мне сдалась? Я и думать забыла о ней. Ты, наверное, прав, я злюсь вообще на ситуацию. А все остальные под руку попадаются. А вот ты, почему‑то, не злишься.