ожидают более строгих приговоров. Моисеев и Синева произнесли на суде речи., которыми, наверное, обеспечили себе каторгу. Говорят, речи произвели огромное впечатление и были оказаны блестяще.

Я приеду в Нижний около 20-го числа.

Всего хорошего Вам и бодрости духа.

А. Пешков

232

А. С. СЕРАФИМОВИЧУ

Начало ноября 1902, Москва.

Г. Серафимович,

простите — забыл Ваше имя и отчество. Обращаюсь с просьбой, не будете ли Вы любезны зайти сегодня ко мне до 7 ч. вечера: Гранатный переулок, д. 22, квартира Скирмунта. Очень обяжете.

А. Пешков

233

Ф. Д. БАТЮШКОВУ

До 10 [23] декабря 1902, Н.-Новгород.

Уважаемый

Федор Дмитриевич!

Лев Львович Толстой прислал мне длинное и лицемерное письмо, в котором упрекает меня в том, что я будто бы повлиял на Вас и Ангела Ивановича в смысле враждебном Льву Львовичу и что-де результатом моего влияния был Ваш отказ напечатать его повесть.

Я ответил на письмо его так:

«М. г. Лев Львович!

Тот факт, что Вы нашли возможным печатать Ваш роман в журнале, где по поводу «Воскресения» Вашего великого отца писали гнусности, — навсегда поселил во мне отрицательное к Вам — как человеку — отношение. Я читал Ваш роман — и позволяю себе отрицать в Вас присутствие литературного таланта.

В этом смысле я действительно высказался перед гг. Батюшковым и Богдановичем; но — полагаю — Вы ошибаетесь, приписывая отказ напечатать Вашу повесть моему на них влиянию. Этого не может быть, ибо гг. Батюшков и Богданович — люди вполне независимые в своих взглядах и едва ли могут быть доступны чьему-либо влиянию. Думая иначе, Вы — боюсь — незаслуженно обижаете их.

А. Пешков»

Сообщаю Вам, уважаемый Ф[едор] Д[митриевич], об этом, дабы своевременно оградить Вас от возможных по поводу столкновения моего с Л[ьвом] Л[ьвовичем] — кривотолков.

Всего доброго!

Поклон Ангелу Ивановичу, его супруге и Куприным.

А. Пешков

Если о Вы захотели ознакомиться с письмом Л. Л. — Вы найдете это письмо у К. П. Пятницкого.

Затем покорно попрошу Вас сказать В. Я. Богучарскому, чтобы полученную на его имя редакцией «М[ира] б[ожьего]» посылку он передал г. Миклашевскому.

А. Пешков

234

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

16 [29] декабря 1902, Москва.

Иллюстрацию посылаю обратно. Это — к Гофману, а не к Горькому.

Сейчас пришел с генеральной. Настя, Барон, Сатин, Бубнов, Лука, городовой — прекрасно. Остальные не очень прекрасно.

Очень тяжелая пьеса. Всего доброго! Бунин задержал «Манфреда», которого Фед[ор] Иван[ович] читал первый раз хорошо, а второй — изумительно.

Ну, что же? Простим Бунину. Устал.

А. П.

Датчанину написал европейское письмо и надеюсь, что он, прочтя его, — лопнет от удовольствия. Просил передать академику мою высочайшую спасибу.

А. Пешков, цеховой.

235

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

20 или 21 декабря 1902 [2 или 3 января 1903], Москва.

Дорогой друг — сердечное спасибо за телеграмму. Успех пьесы — исключительный, я ничего подобного не ожидал. И — знаете — кроме этого удивительного театра — нигде эта пьеса не будет иметь успеха. Вл[адимир] Иван[ович] Немирович[-Данченко] — так хорошо растолковал пьесу, так разработал ее — что не пропадает ни одного слова. Игра — поразительна! Москвин, Лужский, Качалов, Станиславский, Книппер, Грибунин — совершили что-то удивительное. Я только на первом спектакле увидел и понял удивляющий прыжок, который сделали все эти люди, привыкшие изображать типы Чехова и Ибсена. Какое-то отрешение от самих себя. Второй спектакль по гармоничности исполнения был еще ярче. Публика — ревет, хохочет. Представьте — несмотря на множество покойников в пьесе — все четыре акта в театре — хохот.

Москвин играет публикой, как мячом. Он говорит: «Ах ты, сволочь!» — она ржет! — «Подлец ты!» — ржет еще сильнее, и вдруг — «удавился!» В театре — как в пустыне. Рожи вытягиваются, и — мне говорили несколько раз: «Не смеяться — невозможно, но Вы бьете за смех слишком больно. Это несправедливо, если Вы сами же вызываете его». Качалов — изумительно хорош. Сатин в четвертом акте — великолепен, как дьявол. Лужский — тоже. И так — кого ни возьмешь. Чудесные артисты!

Завтра уезжаю в Нижний. Посылаю письмо из Берлина. Фотографии Вы получите через два дня, я не решаюсь послать их прямо в театр, ибо полагаю, что, может быть, нужно, чтоб Шольц передал их.

Ну, до свидания!

Возьмите «Новости дня» от воскресенья, там есть снимки с «Дна».

Ну, всего хорошего.

А. П.

От жены — всякие пожелания.

236

А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

1902, конец года.

Татарину — Вишневскому. Пускай всякий закун верх тармашками.

237

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

25 декабря 1902 [7 января 1903], Н.-Новгород.

25-е декабря.

Скиталец — женится. Это — факт. Я — посаженый отец. Берет девицу, у которой 104 000 приданого. По сей, вполне уважительной, причине запишите ему в счет 100 р., взятые им у меня в Москве.

Засим: переведите 200 р. в г. Минск, дом О-ва сельского хозяйства, Ольге Юльевне Каминской.

Чириков — волнуется. Целые, говорит, четыре месяца книг нет, — что такое? Я его успокаивал, но безуспешно. И Серафимович волнуется.

Ответьте мне телеграммой — могу ли напечатать часть 4-го акта «Дна» в «Нижегор[одском] листке»? Очень просят. Если можно — телеграфируйте «Листку»: «Можно», нет — «Нет».

С полным спокойствием духа; и даже с наслаждением имею удовольствие сообщить Вам, что в течение 6-и дней пребывания моего в Москве я растратил 804 и 1525 р. Здорово! Даже Савва Морозов красноречиво покачал головой и выразил сомнение в том, что знакомство со мною полезно ему. После первого представления был ужин в Эрмитаже, на 75 человек. Ужинало все «Дно» и «Мещане» с учениками. Был изумительный пляс и безумное веселие. Выпили. И я выпил. Успех «Дна» приподнял всех на высоту полной потери разума. Все — и старые и малые — яко обалдели.

Тем не менее — ни публика, ни рецензята — пьесу не раскусили. Хвалить — хвалят, а понимать не хотят. Я теперь соображаю — кто виноват? Талант Москвина — Луки или же неуменье автора? И мне — не очень весело.

До свидания! Когда поедете в Москву смотреть «Дно» — известите нижеподписавшегося.

А. Пешков

Нет ли каких-нибудь лишних марок