Посмотрела в синее пламя глаз и поняла абсолютно точно – врёт!

До вертолётной площадки добрались быстро, всего-то три этажа вверх и пара лестничных пролетов. На крыше здания был сильный ветер и моросил мелкий дождь. Всё же погода не окончательно испортилась. Мои ноги едва ли передвигались. На то, чтобы сделать один шаг к той черной махине, что блестела в свете сигнальных фонарей, мне требовалось произносить множество слов заклинаний, которые помогали преодолевать себя.

Ипотека. Собака. Машина. Муж. Ребенок.

Это были планы на будущее. Цели, которые служили для меня якорями. Сёмка советовал думать о них в трудные минуты жизни, чтобы желать преодолеть препятствия, страхи, себя.

Ян Кириллович подал руку, когда я влезала в эту проклятую всеми, кто боится высоты, штуковину. Усадил в кресло, надел наушники, помог пристегнуться. После чего сам устроился напротив и спокойно сообщил, что мы готовы к полёту. Пилот поздоровался с нами и начал общение с диспетчером. Просил разрешения, внимал наставлениям… а потом эта штука взревела, как динозавр! Через пару секунд над нами что-то захлопало, но посмотрев на спокойное лицо шефа я поняла, что так и должно быть.

Гул нарастал всё сильнее и мне начало казаться, что наушники тут в принципе не нужны, хотела их снять, но нас резко вздернуло вверх, и я молча вжалась в спинку удобного очень сиденья. Пальцы тоже не остались безучастны, они по кошачьи вцепились в тканевую обивку.

Шеф смотрел в окно, позабыв о моём присутствии, а я посчитала, что смотреть куда угодно, только не вниз – разумнее.

– Ты только посмотри, Лина, как красиво. Когда тебе ещё доведётся увидеть город с высоты птичьего полёта, да ещё и в таких ракурсах?

– Угу.

– А вообще, я пользуюсь вертолётом довольно часто, если куда-то не успеваю.

– Угу, – снова лаконично ответила я, вспоминая сову Йоль, от которой постоянно просили «Ми-ми-ми».

К горлу подкатывала тошнота, пальцы вжимались в обивку всё сильнее.

– Босс, обратно тоже полетите или на машине? – вклинился в беседу пилот.

– Думаю, моя помощница полетит. Да, Лина Алексеевна?

Я едва сдержала себя, чтобы отчаянно не замотать головой. Опрометчивость бы стоила мне немалых моральных терзаний и оплаты далеко недешевого костюма шефа.

– Угу, – обреченно выдавила я, надеясь, что на земле найду способ уговорить Яна взять меня с собой, куда бы он ни поехал.

Босс неожиданно повернулся ко мне и вцепился подозрительным взглядом в моё лицо. Я резко выпрямилась, выдохнула и даже улыбнулась, ослабляя хватку пальцев, но кажется было уже поздно.

– Всё-таки боязнь высоты, Лина Алексеевна?

И взгляд у него был такой, будто он прямо сейчас собирался открыть дверцу навороченного транспорта и за шкирку выкинуть меня за борт.

Профессиональная улыбка на моём лице стала неуверенной и блёклой, но всё же я нашла в себе силы ответить:

– Это потому что я впервые передвигаюсь подобным способом.

Если это часть работы, я выдержу. Нет ничего лучше, чем начать бороться со своими страхами. Тем более, что этот самый безобидный из них.

– Вам стоило сказать, что раньше Вы не… – он запнулся, увидев, как на мои бледные губы скользнула усмешка. Нахмурился снова.

Конечно, не летала. Откуда мне, обычной секретарше с минимальным окладом, которого едва хватало на ипотеку и жизнь, взять целый вертолёт? Да, все мои отпуска проходили в деревне в двухсот километрах от города. Не на берегу солёного моря, а обычного озера с темными водами. Да взять даже мою одежду, которая не отличалась качеством и брендом в сравнении с тем, что надето на нём самом. По одному только галстуку видно, что мужчина зарабатывает хорошие деньги.

– Наверное, Вы правы, – всё же ответила я, решив разрядить обстановку. – Но я не думаю, что это что-то изменило бы. В данной ситуации иного выхода нет.

Конечно, был вариант со звонком, о котором я его просила, но я не люблю сдаваться. Если есть пути обхода, я всегда ими воспользуюсь.

Когда шеф снова стал созерцать вид города с высоты птичьего полёта, мой взгляд устремился вперёд. И всё бы ничего, я уже даже немного успокоилась и начала собирать свою уверенность в кучу, но за бортом не на шутку разыгралась непогода. Это я поняла, когда громыхнуло и вертолёт повело в сторону.

– Сейчас немного тря…

Голос пилота оборвался, когда вертолёт подпрыгнул в воздухе. Сердце так громко застучало в груди, что я даже не услышала, что кричит шеф и говорит пилот. Я чувствовала только свободное падение и отсутствие вибрации от постоянных хлопков лопастей над головой. Казалось, я вздохнула и не могу выдохнуть, нутро сжалось в тугой комочек, а пальцы беспомощно вцепились в обивку. Я смотрю в искаженное лицо своего босса и не успеваю понять, что это за звериное выражение. В глазах темнеет, но в последний момент я чувствую новый рывок и хлопки винта.

Звук возвращался будто доносился сквозь вату.

– Всё хорошо, слышишь? Мы живы…

В голове свистело, но до меня уже отчетливо доносились гудение, писк приборов, шепот у уха…

– Всё хорошо. Ш-ш-ш-ш… Не кричи, тише. Тише, успокойся.

Сердце в груди всё ещё грохочет, как трамвай на мосту. Что-то монотонно вещает мужской голос на заднем плане.

– Тише, Малышка. Мы отвлекаем и без того перепуганного вусмерть пилота. Тише.

Горло рвало и царапало, но только через несколько секунд до меня дошло, что я не кричу, а хриплю, как безголосая фанатка футбольной команды. Хриплю и пытаюсь вырваться, но меня крепко держат. В одну секунду во мне что-то перемкнуло, отпустило и тело, и без того напряженное, стало колотить от крупной дрожи.

Всхлип.

– Да, поплачь, моя маленькая. И за меня тоже. Чтобы совсем уже отпустило.

Взрыд прорвался из груди, и я тут же ощутила горячие губы на виске. Пальцы на затылке и пояснице. В объятиях мужчины мне становилось легче, и я быстро приходила в себя, осознавая, что в последнее время стала очень часто плакать. Будто судьба испытывает меня на прочность.

Весь оставшийся полёт я находилась прижатой к мужской груди, в которой глухо билось сердце. Пожалуй, единственное свидетельство того, что Яну тоже было страшно. Потому что голос у него был ровным, не срывающимся, а спокойным. Он и говорил со мной уверенно, как с маленькой перепуганной до смерти девочкой, а не взрослой женщиной, закатившей истерику. В подобных ситуациях меня всегда отрезвляли пощечинами, потому что боль быстро приводит в чувства, но такое спокойствие и уговоры ко мне применяют впервые.

Когда вертолёт снижался, мой страх стал набирать обороты, но шеф меня сжал так, что сразу стало ясно: если мне и грозит смерть, то только от удушья или перелома рёбер, которые могут пронзить легкие.

Но вот стальная гробина на земле, меня осторожно вытаскивают на свет и ставят на ослабевшие ноги. Первое, что шеф сделал, удостоверился, что я стою. Второе, пожал руку пилоту. А когда тот ушел, задумчиво сказал: