— Ничего подобного! — неожиданно вскочила бабуля и заметалась по комнате, в волнении даже не замечая, как под ее туфлями начинает тихонько дымиться пол. — Я не допущу, чтобы моя внучка осталась без магии! Она родилась в огне! И жить будет тоже в огне! Даром клянусь, или я не Вивьен Деринэ!

— Вообще-то ты уже лет сто как дер Браас, — очень не вовремя напомнил дед, за что едва не получил по лбу горящей шишкой… да, у папы в кабинете было много ненужных вещей. И некоторые из них периодически сгорали.

— Замолчи, Эмильен, иначе я рожу тебе второго сына, — пригрозила бабуля, откинув со лба ярко-рыжие кудри. — И на этот раз менять пеленки и прожженные простыни придется тебе!

Мама с папой деликатно смолчали, когда дед поперхнулся воздухом, а я, не сдержавшись, тихонько хихикнула: угроза была старой, но еще действенной, поскольку в нашем мире женщины являлись не только магами, но могли и матерями стать в сто-надцать лет. Если очень хотели, конечно.

— Предлагаю разъединить оба дара Лили, чтобы они не влияли друг на друга, — сказала бабуля, убедившись, что глупостей больше никто не сморозит. — И сделать это надо до того, как они проснутся по-настоящему.

— Кажется, кто-то из твоих учеников занимался вопросами совмещения магического дара, — медленно проговорил отец и поднялся с облегченно вздохнувшего кресла. В кабинете стало сразу тесно, но папочка, запустив в бронзовые вихры могучую пятерню и едва не опрокинув при этом притулившийся сбоку стул, этого не заметил.

Бабуля кивнула.

— Ваалис и Серлина увлекаются этой темой. Думаю, если я попрошу, они не откажут в помощи.

— А что на это скажет руководство ОМС?[3]

— Да мне плевать, что они скажут, — сердито отмахнулась бабушка Ви. — Старых пердунов давно пора подвинуть с их кресел, потому что они уже второй век подряд тормозят магический прогресс! А как они Эмильена приняли, помнишь?

Отец только скривился.

— Хорошо, давайте все сделаем по-тихому. Но имей в виду: если у нас получится поставить на один из даров Лили блок, его не удастся поддерживать вечно. Рано или поздно контроль все равно ослабнет.

— Можно сделать так, чтобы один дар стал основным и большую часть суток подавлял второй. Тогда он сможет быстрее развиваться и в конечном итоге задавит его окончательно, — предложила мама.

— Это не гарантирует, что в остальное время… например, во сне… ведьмин дар не активизируется снова.

— Значит, поставим защиту на детскую, — непреклонно заявила бабушка. — И амулет сделаем, чтобы Лили даже во сне не могла пользоваться вторым даром.

— А если она потеряет амулет?

— Сделаешь новый! Что ты, маленький, о таких вещах спрашивать? Сколько надо будет, столько и создадим, но она нигде не останется без присмотра! Хоть по сто штук в каждый ящик напихаем! Весь забор ими увешаем! Мне тебя учить, каким образом надо обеспечить безопасность твоей дочери?!

Отец смущенно кивнул.

— Эй, что там происходит? — внезапно раздался подо мной негромкий шепот, и я чуть не навернулась с ведра, на которое влезла, чтобы лучше видеть происходящее в кабинете.

— Лили, что ты натворила, что из-за тебя устроили военный совет? — прошептали с другой стороны, и из кустов выбрались исцарапанные, перепачканные в земле дети. Ирвику тогда было пять, Мие — всего два, но по уровню шкодливости она в разы превосходила нас с братом и являлась источником гораздо больших разрушений, чем могли бы подумать родители. Если бы я не убирала последствия ее выходок, нам троим доставалось бы на орехи гораздо чаще. А поскольку стоять в углу или перебирать фасоль в подвале я не любила, то обычно покрывала младшеньких. И они прекрасно об этом знали.

Прикрыв ладошкой дырку в стене, я грозно зыркнула на грязнуль.

— Ну-ка марш в постель! Время уже к ночи, а вы до сих пор по грядкам ползаете!

— Мы морковку искали, — возразила Мия и в качестве доказательства продемонстрировала рыжий огрызок с зеленым хвостиком. — Бабуля говорит, что она полезная.

— Для кроликов, — елейным голоском добавил Ир. — Я забыл об этом сказать, когда ты ела ее сырьем.

Я едва успела спрыгнуть с ведра и зажать Мие рот, прежде чем та подняла визг. Мелкая, разумеется, замычала, задрыгалась и, пока я не пообещала шепотом все рассказать маме, упрямо мотала головой, которую как короной венчали туго заплетенные и уложенные бубликами косы.

Наконец, она догадалась швырнуть в хихикающего брата огрызком и только после этого успокоилась. Правда, прогнать их от окна мне все равно не удалось, так что окончание военного совета мы подслушивали и подсматривали вместе, а разошлись далеко за полночь, когда мама спохватилась и сказала, что забыла проведать нас перед сном.

Сбежать мы от окна, конечно, успели и даже запрыгнули в постели до того, как мамочка по очереди заглянула в наши комнаты. Но Мия, как водится, забыла помыть перед сном ноги, так что, когда мамуля по привычке поправила одеяло, а оттуда вывалился грязный сапог, увенчанный тем самым морковным огрызком…

Одним словом, скандал вышел знатный. Мы три дня ходили смурные и обиженно потирали отшлепанные попы. Бабуля над нами беззлобно подшучивала. Дедуля втихаря смазывал пострадавшие части тела утащенной у бабушки мазью. Папа ворчал, мама сердилась. А я с тех пор запомнила одну простую истину: хочешь подглядывать — ищи себе уголок поукромнее. И никогда, ни при каких условиях не бери на дело неопытных малолеток, которые могут с легкостью спалиться перед родителями…

* * *

И вот мне десять. Чудесное, волшебное время, когда надо просто жить и радоваться жизни. Но вместо этого я стою посреди дотла спаленного сада и громогласно реву, держась за штанину встревоженного отца.

Фамильным садом, занимавшим большую часть призамковой территории, наша семья гордилась, и бабуля много времени потратила, чтобы сделать его не только красивым, но и полезным. Помимо обычных лука и морковки, там росло немало растений, из которых она потом варила сложные зелья. И по этой причине играть в нем с магическими артефактами нам было строго запрещено. Но честное слово — оно само получилось! И именно об этом я пыталась сказать обеспокоенному папочке в перерывах между рыданиями.

Растерянно оглядев догорающие головешки, еще недавно бывшие фруктовыми деревьями, отец бережно погладил меня по голове.

— Ну, и что ты натворила на этот раз, доча?

— Это не я, — всхлипнула я, представляя, что со мной сделает бабушка, когда узнает. Лягушкой как минимум обратит. А то, может, и кракозяброй какой.

— Не плачь, Лили, — попросил утирающий испарину папа. — Лучше покажи, что ты такое сделала, что бабулин сад превратился в золу.

Я зарыдала еще пуще, но папу бояться было не надо — он в лягушек не умел превращать, поэтому я развезла по всему лицу горькие слезы и протянула вперед закопченную ладошку. А потом шевельнула пальчиками и, горько всхлипнув, велела: