Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сердце стучит где-то в горле, когда я обрезаю пуповину, которая соединяет мою дочь с матерью. Не успеваю я рассмотреть красного липкого младенца, как медсестра тут же уносит его, так быстро, что я могу лишь невнятно прохрипеть что-то в знак протеста. Но они просто взвешивают ее, и, пока делают это, врач осторожно зашивает что-то между ног Сабрины.
Мне больно оттого, что она все это пережила, но мать моего ребенка выглядит безмятежной как никогда.
– Семь фунтов, три унции, – объявляет сестра, аккуратно отдавая малыша в руки Сабрины.
Мое сердце увеличивается втрое, заполняя всю грудную клетку.
– О боже, – шепчет Сабрина, глядя на дочь. – Она идеальна.
И это так. Она настолько совершенна, что я едва не плачу. Не могу отвести глаз от ее крошечного лица и пучка каштановых волос на маленькой голове. У нее большие голубые глаза, и она смотрит на нас с любопытством немигающим взглядом. Губы у нее красные, а щечки – розовые. А пальчики такие крохотные.
– Ты отлично справилась, дорогая, – мой голос хрипит, когда я тянусь, чтобы погладить Сабрину по волосам.
Она всматривается в меня с дивной улыбкой.
– Мы отлично справились.
***
Несколько часов спустя мы оба лежим на койке Сабрины, удивляясь крошечному созданию, которое принесли в этот мир. Прошли сутки с тех пор, как Сабрина позвонила мне и сказала, что у нее начались роды. Она должна оставаться тут еще два дня, чтобы врачи могли следить за ее состоянием и состоянием ребенка, но с ними обоими, кажется, все в порядке.
Специалист по кормлению приходил с час назад, чтобы обучить Сабрину правильной технике грудного вскармливания, и наша дочь уже доказала, что она умнее любого другого ребенка, потому что сразу же вцепилась в грудь и радостно сосала, пока мы оба с изумлением наблюдали за этой картиной.
Теперь она, наевшаяся и сонная, лежит наполовину в руках Сабрины, наполовину – в моих. Никогда в жизни я не чувствовал большего умиротворения, чем в этот момент.
– Я люблю тебя, – шепчу я.
Сабрина слегка напрягается. Она не отвечает.
Внезапно я понимаю, что она, вероятно, думает, будто я говорю с ребенком. Так что добавляю:
– Вас обеих.
– Такер… – в ее голосе звучит предупреждающая нотка.
Теперь я жалею, что вообще открыл рот. Не очень хочется слышать в ответ, что она не любит меня, или принимать извинения за то, что это не взаимно, поэтому я натягиваю радостную улыбку и меняю тему разговора.
– Нам правда нужно выбрать имя.
Сабрина закусывает губу.
– Знаю.
Я нежно провожу пальцем по идеальным маленьким губам нашей дочери. Она сопит и копошится в наших руках.
– Будем думать об имени или о фамилии?
Надеюсь, она выберет первое. Мы еще не обсуждали имя, поскольку были слишком заняты дилеммой Джеймс – Такер.
Сабрина удивляет меня, сказав:
– Знаешь, мне кажется, Джеймс-Такер – не так уж ужасно.
У меня перехватывает дыхание.
– Джеймс Такер.
– Я так и сказала.
– Нет, мне кажется, так ее и должны звать: Джеймс Такер.
– Ты с ума сошел? Хочешь назвать ее Джеймс?
– Да, – медленно говорю я. – Почему нет? Мы будем называть ее Джейми. Но в свидетельстве о рождении будет Джеймс Такер. Так она будет равной частью нас обоих без всяких дефисов, которые, кажется, ненавистны нам обоим.
Она смеется, потом склоняется поцеловать идеальную щечку нашего ребенка.
– Джейми… Мне нравится.
33
Сабрина
Маленькая Джеймс сидит на заднем сиденье пикапа. Сестра машет нам из фойе. У меня на коленях сумка, полная всякой бесплатной ерунды. Руки Такера – на рулевом колесе. Но мы не едем.
– Почему мы не едем?
Такер бросает взгляд воспаленных глаз на заднее сиденье.
– У нас ребенок в машине, Сабрина.
– Я знаю.
Он с трудом сглатывает.
– Это ужасно, что нам разрешили уезжать из больницы с младенцем. У меня даже домашнего животного никогда не было.
Я не должна смеяться над страданиями Такера. На самом деле это даже сложно: сидеть тихо и немного откинувшись, боясь пошевелиться. Но его удрученное, даже немного испуганное выражение лица вызывает у меня невольный смех. Я прикрываю рот, чтобы приглушить звук. За сорок восемь часов с момента родов я очень быстро поняла, что спящий ребенок – очень редкое и драгоценное для родителей явление.
– Мне нравится, что из нас двоих паникуешь именно ты. Заводи машину, Так. Семья позади ждет возможности выехать.
Он поворачивается, чтобы посмотреть назад.
– У них уже есть два ребенка. Давай поедем за ними.
– Давай не будем.
Я осторожно тянусь на заднее сиденье, к автокреслу Джейми, и отворачиваю одеяло: хотя малышка спит и мне не стоит ее беспокоить, я не могу удержаться и вновь смотрю на это прекрасное сморщенное личико. Крохотный детский ротик слегка приоткрыт, а маленькие детские кулачки плотно сжаты.
– Поехали домой, – твердо говорю я. – Мне уже хочется взять ее на руки.
Мне и правда чего-то не хватает. Да, нам с Таком всего по двадцать два года, нет стабильной работы. Я живу в доме с рассерженной бабушкой и засранцем отчимом. Такер живет с парнем, который мечтает быть статистом на съемках сериала «Красавцы». А теперь у нас совместный ребенок.
Но, глядя на милое личико Джейми, я могу думать лишь о том, как сильно люблю ее… и своего мужчину.
Я откидываюсь на сиденье и наблюдаю, как Такер заводит машину и медленно выезжает. Я хожу быстрее, чем он ведет пикап, но, по крайней мере, мы едем. Нам требуется почти сорок пять минут, чтобы доехать домой, потому что Такер едет на пять миль ниже, чем позволяют дорожные знаки.
– Удивительно, что даже бостонский коп, показавший средний палец, и сигналящие водители не заставили тебя ехать быстрее.
– На этого засранца нужно пожаловаться, – резко отвечает он. – Сиди там, я помогу тебе выйти.
За эти десять месяцев я поняла, что Такеру действительно нравится помогать мне выходить из машины, и, не собираюсь врать, я привыкаю к этому.
У него эти старомодные куртуазные манеры. Вроде того, чтобы всегда придерживать двери. Я должна идти по внутренней стороне тротуара на тот случай, если с дороги вдруг будут стрелять. Он даже держит мое пальто.
Мама правильно воспитала его. Я могу многому научиться у нее. И, раз уж мы связаны вместе ребенком от ее сына, мы должны поладить. Неважно, сколько стрел она выпустит в мою сторону, я собираюсь игнорировать их и доказать ей, что достойна того, чтобы быть матерью ее внука.