Хотя я осознавал, что туда же – не попасть никак. Путь обратно закрыт для меня гарантированно, навсегда. Слишком много воды утекло, и слишком переменился я сам. Кто знает, кем стану в конце пути?.. Как припёрся сюда несмышлёным городским пижоном, не зная зачем, так и сейчас, опытный боец со смертью, до сих пор не знаю, ЗАЧЕМ?!

Миссия по спасению Земли? Бросьте, уже не оригинально. А если-таки она самая, в чём же заключается акт спасения?

Чтобы долго и нудно идти к цели, необходимое и достаточное условие: по крайней мере знать, в чём она заключена. Иначе «нудно» наберёт критическую массу и рванёт желанием не терпеть «долго» безропотно.

Предположения роились в голове, как мошки у горящей лампы, но конкретика не появлялась, не выстраивалась упорно. И я, устав теряться в догадках, по сути, просто плыл по течению. Вот почему меня так зацепила мысль о том, чтобы свернуть с Тропы… Нестерпимо заманчивая! Но тогда я был ещё слишком подчинён заданному алгоритму, и не решился.

* * *

…Остаток второй зимы выдался тусклым. Плотные облака не расходились на небе днём и ночью, и особо не видать было солнца, звёзд и луны. Всего два или три раза за несколько недель ясная погода. Зима тянулась и тянулась, повторяясь, как заезженная пластинка, и мне казалось, что она будет длиться бесконечно.

Я то стучал зубами от голода, экономил последние крохи, укрываясь от Авралов в протухших подвалах, то пёр, как слепой кролик, наобум в метель, в которой могло скрываться что угодно, и всё ждал весны, ждал потепления. Как и в прошлую зиму, поначалу я высчитывал дни, но потом надоело, и я бросил это занятие. Приблизительно и так знал, сколько ещё осталось, а планомерный отсчёт, казалось, растягивал и без того немалый срок.

«Клады» с уцелевшими запасами пищи и вещами, необходимыми мне для продолжения рейда, я обнаруживал ещё не раз – оказалось, их не так уж и мало; сообрази лишь, где и как искать. Иначе мне столько не продержаться… Вообще я сделал спорный, но небезосновательный вывод – в Отчуждении есть практически всё, что захочешь, надо только как следует поискать.

Правда, изредка складывалось впечатление, будто кто-то специально оставляет у меня на пути очередной «подарок» – еду и патроны я находил не только в подземных бункерах, но и чуть ли не на самом виду. Хотя чему удивляться – Страна чудес же, истинная игровая песочница без каких-либо правил…

Как-то я даже нашёл «резиновый» манекен женщины в натуральную величину. Он провалялся кучу лет в мрачном закутке, но выглядел, как ни странно, очень неплохо – следов порчи незаметно. Это меня и насторожило. В памяти всплыл эпизод из одной книги, где описывалась Мирабель, имитатор нагой женщины, заводная кукла, которая, когда её запускали, валилась на кровать, разводила руки-ноги и обнимала того, кто ложился сверху. Но если не повернуть неприметный рычажок на затылке, в какой-то момент руки сжимались намертво, и из нижней части туловища куклы выскальзывал стилет.

Поэтому я постоял возле манекена и не дотронулся до него. Как говорится, от греха подальше – если не знаешь, какую дорогу выбрать, выбирай ту, в которой, ты уверен, меньше поворотов.

Всё же, будь у меня напарница женского пола, это резко изменило бы положение дел. Тогда в принципе не так бы я и торопился узнать, что за миссия мне уготована. С живой спутницей не заскучаешь… Такую иллюзию я себе придумал. О, это стало одной из моих излюбленных фантазий! Воспалённый мозг иногда вдохновенно живописал идеалистическую картинку, будоража изголодавшееся тело.

Изголодался я и по общению, и по плотским утехам. И даже не разбирал, по чему – больше. Впрочем, секс тоже ведь можно понимать как своего рода общение? Так что изголодался я – по людям. Плохим, хорошим, добрым, злым, весёлым, брезгливым, храбрым, вспыльчивым. Не важно каким, но людям, и отсутствие собеседников всё ощутимее давило с каждым пройденным месяцем. Что-то – лучше, чем ничего.

Вернувшись домой, в Гордый, я бы, наверно, неделю как минимум ходил бы по улицам и обнимал всех, кто попадётся навстречу. А те бандиты? О, я бы отдал весь свой паёк или, пожалуй, даже правую руку на отсечение, чтобы снова с ними сейчас встретиться, и с каким бы неземным блаженством я внимал бы их напрочь блатной речи, получал от них тумаки и оскорбления… Но всё это безвозвратно упущено, замуровано в виде обрывков грёз и воспоминаний в моей голове.

Я боялся думать, что сталось с теми, кто мне дорог, и как они перенесли моё исчезновение. Содрогался при мысли, что Нелли каждый день, ложась спать, смотрит на мою фотографию на прикроватном столике и смахивает слезу. И это Нелли! А Марлин?! А Лютик?! Мама… Я предал их, безоглядно канув в неизвестность.

Впрочем, сексуальное напряжение выполняло и полезную функцию – не давало расслабляться. Организм большую часть времени находился в тонусе, и я готов был бегать, стрелять, крушить, лишь бы куда-то выплеснуть накопившуюся энергию.

Такие дела.

…Наступила осень сотого года.

Последняя осень двадцать первого века. Там, в «большом» мире. Если он где-то как-то «там» всё ещё есть…

Неплохо сохранившаяся дорога была усыпана листьями – красными и жёлтыми. Воздух держался особенный, сезонный – чистый, невесомый, ещё несущий в себе привкус летнего тепла, но уже освободившийся от зноя. Небо, на удивление, что бирюза. Деревья, облетая, замирали в преддверии зимы.

Лес остался в той стороне, откуда я пришёл.

Впереди вздымался ввысь непреодолимый барьер.

Полупрозрачная энергетическая стена поднималась за грань видимости. По поверхности время от времени пробегали огненные всполохи. За барьером просматривалась пропасть, и казалась она бездонной. До этого мне уже доводилось преодолевать вертикальные перепады, где с альпинистским снаряжением, а где и без него, но впервые обрыв вызвал у меня отчётливую неприязнь.

Впрочем, спуститься я всё равно не мог – мешала непроницаемая преграда, отсекавшая меня от пропасти. Силовой барьер тянулся направо и налево, терялся из виду. Странно, никакой информации о нём в моей памяти не откопалось, ничегошеньки не, совсем! А моя память порой сюрпризы преподносила шикарные, я сам изумлялся, что такое знаю.

Всё же, касавшееся полупрозрачной защитной стены, похожей на завесу из полиэтиленовой плёнки, но с бегающими электрическими искрами и ломаными линиями, – с резким «пш-ш-ш» вспыхивало и тут же осыпалось пеплом. Полное неведение в итоге.

Но мне надо было спуститься во что бы то ни стало, я чуял, что путь ведёт вниз, – и поэтому пришлось отправиться на разведку вдоль барьера, вдруг в нём есть дыры или он рано или поздно закончится. А если нет, и странное препятствие непрерывно огораживает всё, что находится ниже третьего уровня, то рано или поздно маршрут замкнётся, приведёт меня назад, вот сюда, в точку выхода.

Дорога, ведущая вдоль барьера вправо, хорошо сохранилась, и это настораживало. Чуйка не подвела – охватив значительный участок пространства, здесь расположилась «гробница». Прежде я открыто сталкивался с этой разновидностью ИФП всего два раза, а потому знал её свойства только в общих чертах. Пространство внутри неё «консервировалось» на долгие годы практически в первозданном виде. Брошенный мной камень, который попал в радиус действия, сперва повис в воздухе, был заключён в характерный воздушный кокон и только потом мягко приземлился. На основе своих скромных научных познаний я мог сделать предположение, что у людей и вообще живых существ аномалия останавливает метаболизм и мумифицирует тела.