Он имел в виду золото. У меня была такая сумма в соверенах.

– Вы сможете взять наши сумки и все прочее? – спросил я.

– Конечно. – Он радушно взмахнул рукой. – Сумки. Чемоданы. Котики и собаки. Никакой доплаты. – Он рассмеялся, завидев мое облегчение. – Мне не нужно место на борту. Корабль сейчас наполовину пуст.

Мы договорились, где встретиться и как я должен действовать. Корабль будет стоять на малом причале у доков Тифана. Я покинул кофейню с предчувствием, что мое спасение уже совсем близко. На улицах воняло сыростью и гниющими специями. Я словно опьянел к тому времени, когда достиг своей следующей цели, винной лавочки около Башни, за которой располагалась контора моего болгарского знакомого. Еще за пятьдесят фунтов я получил выездные визы и более-менее прилично изготовленные паспорта для меня и Эсме. Эти документы не годились для того, чтобы проникнуть в Англию, но могли оказаться полезными в странах, где не так хорошо знакомы оригиналы. Я назвал фамилию Корнелиус и снабдил болгарина необходимыми подробными сведениями, включая фотографии, которые сделал заранее. Пока я ждал, он изготавливал паспорта, всматриваясь в гигантскую лупу в свете керосиновой лампы, потом с восхищением полюбовался результатом своей работы, склонившись над старым столом красного дерева, покрытым пятнами от химикатов.

Я вернулся домой ближе к вечеру. Эсме явно была в отчаянии, волосы ее растрепались. Она испугалась еще сильнее, чем тогда, когда я покинул ее. Баронесса приходила довольно рано. Узнав, что меня нет, она оставила записку. Когда Эсме отдавала мне конверт, ее рука сильно дрожала. Я притворился храбрым и попытался успокоить ее. Все уже готово, ей нужно только упаковать вещи – все, что она хотела взять. Тут Эсме залилась слезами и обо всем рассказала.

– Она говорила, что меня арестуют. Моих родителей арестуют. Тебя расстреляют!

В глубине души я злился на эту женщину, которая трусливо угрожала невинной девочке, но внешне сохранил сдержанность и просто пожал плечами:

– Она безумна. Ревнует.

Я вскрыл письмо. Оно, без сомнения, отражало непостоянство баронессы. Леда писала, что, возможно, поспешила с выводами. Она обдумала то, что я сказал накануне вечером. Теперь она полагала, что меня ввела в заблуждение «маленькая турецкая шлюха». Эсме, по всей видимости, связана с бандой, которая похитила меня. Если бы я избавился от девчонки тотчас, это, вероятно, спасло бы меня, и баронесса подумала бы о том, чтобы меня простить и, быть может, даже поехать со мной в Берлин и заодно избежать скандала и возмездия. Я должен встретиться с ней в ресторане в десять часов вечера, чтобы мы смогли обсудить, как поступить. Я счел эту резкую перемену скорее неблагоприятной, но решил, что еще одно свидание не повредит. Успокоив баронессу еще на двадцать четыре часа, я наверняка сумею избежать проблем с властями. Я показал записку Эсме. Она не умела читать по-русски.

– Разумеется, это шантаж. Но я пойду к ней, чтобы выиграть время.

Эсме попыталась успокоиться.

– Что же мне делать, Максим?

– Как я тебе сказал, нужно сложить вещи в сумки и чемоданы. Завтра нас заберет автомобиль. Все устроено. – Я обнял ее. – Не волнуйся.

Будь храброй маленькой обезьянкой. Мы уже на пути в Венецию. Ты всегда хотела путешествовать. Оттуда мы можем добраться до Парижа, если захотим. И до Англии. Там ты будешь в полной безопасности, моя любимая. Это по-настоящему цивилизованные страны. Не то что Турция.

Но убедить ее мне так и не удалось. Когда наше спасение стало реальным, она, по-моему, начала нервничать. Ведь ей был знаком только Константинополь. Здесь она могла выжить. А как она будет существовать в другой стране? Я понимал ее тревогу. Я чувствовал то же самое, покидая Одессу.

– Все будет в порядке. Мы будем счастливы. – Я пытался ее приободрить.

– У баронессы есть друзья в этих странах. – Эсме явно беспокоилась. – Нас арестуют, Максим.

– У нее нет никакого влияния. Это бессмысленно. Она может причинить только мелкие неприятности. Она напрасно решила, что способна навредить. Подобные люди никогда не доставляют больших проблем. Мы будем путешествовать как Максим и Эсме Корнелиус, британские подданные. Она об этом не узнает.

Эсме вновь попыталась взять себя в руки, хотя настроение ее оставалось далеко не радужным. Я рассмеялся и поцеловал ее:

– Через неделю мы отправимся на прогулку по Елисейским Полям. У тебя будет новое парижское платье.

Она сказала:

– Может, лучше сначала поехать в Афины? Или в Александрию?

Это меня позабавило:

– Ты настоящее дитя древнего мира. Неужели тебе так трудно расстаться с ним? Малышка, нам нужно думать о Лондоне и Нью-Йорке. Тебе не следует ничего бояться. Я всегда буду защищать тебя.

Она покачала головой и снова чуть не разрыдалась:

– Однажды тебя уже схватили. А если такое случится в Венеции…

– В Венеции ничего подобного не случится. Там по-настоящему цивилизованная страна. Тебе, может, до сих пор неизвестно, что это означает, но ты должна верить мне.

Я потратил остаток вечера, успокаивая ее. В конце концов Эсме начала аккуратно доставать одежду из ящиков и шкафов и осматривать ее, как разумная маленькая хозяйка. Потом она медленно уложила свои шелковые платья. Около десяти я поцеловал ее и спустился, чтобы встретиться со своей непостоянной баронессой.

В «Токатлиане» собралась огромная толпа. Солдаты в разных мундирах сидели вместе за столами, обнимая девиц за мягкие голые плечи. Оркестр, как обычно, играл отвратительный джаз, а официанты с трудом проталкивались сквозь толпу, отыскивая своих клиентов. Арабы в бурнусахш турки в фесках, албанцы в овчинных куртках, черногорцы в войлочных накидках, черкесы в кожаных тужурках собирались и пели вместе или по отдельности прятались по углам. Русские в великолепных царских мундирах, все как один напоминавшие покойного императора, пробирались с места на место, отыскивая друзей, справлялись о пропавших родственниках, доставали из карманов кольца, ожерелья, маленькие иконы и предлагали их на продажу надменным левантинцам. Эти аристократы научились просить милостыню. На протяжении многих поколений их предки, презиравшие всякую торговлю, смотрели свысока на влиятельных финансистов и великих бизнесменов. Теперь, опустившись до уровня базарных мальчишек, они повсюду носили свои жалкие товары, потому что не могли заплатить даже за аренду прилавка на рынке. Сначала, в тусклом свете, я не разглядел баронессу, которая уже сидела за столиком у окна. Потом снаружи проехал трамвай, и в ярком свете его фар я увидел Леду. Она надела свое лучшее красно-черное платье и все оставшиеся драгоценности. Ее спина казалась неестественно прямой – баронесса явно нервничала. Она увидела меня и взмахнула рукой. Добравшись до столика, я отметил, как сильно накрасилась Леда в этот вечер. Она плакала.

– Не надо плакать, – сказал я. – Страх помрачил твой разум. Ты сделала слишком поспешные выводы.