Ему известно было, что после Наги-хана, между карапапахами наиболее знаменит умом и отвагой некто Мамед-ага, оставшийся в горах по ту сторону Аракса,– и он попытался войти с ним в тесные сношения. С этой целью отправлен был в горы поручик Карганов с тремя грузинскими дворянами; за безопасность их поручился шадлинский султан, который вызвался служить Карганову и проводником, оставив сына и брата заложниками в лагере.

О том, что русские войска пойдут в Нахичевань, не знал даже Карганов. Паскевич хранил это в глубокой тайне, усиленно распространяя, напротив, между кочевниками слух, что намерен пока ограничиться одной блокадой Эривани.

Переговоры Карганов на первый раз повел так успешно, что Паскевич справедливо мог считать татарские племена, кочевавшие на его пути, достаточно успокоенными, чтобы не опасаться со стороны их сильной помехи в движении к Нахичевани. Но случилось неожиданное обстоятельство, которое, казалось, опровергало эти надежды. Едва войска, 19 июня, стали на Гарни-чае, как в первую же ночь от шадлинского султана прискакал в лагерь нарочный с известием, что карапапахи вновь поднимаются на русских, что Гассан-хан, по их приглашению, прошел горами, от Алагеза на Гокчу, и Карганов вместе с грузинами взяты в плен.

Известие это оказалось, к счастью, преувеличенным. В горах, действительно, поднялась тревога, но ее распространили искусственно неблагонамеренные люди, чтобы запугать как Карганова, так и тех из татар, которые уже склонялись изменить персиянам. Карганов при этих обстоятельствах не потерял, однако, присутствия духа. Зная характер людей, с которыми ему приходилось иметь дело, он захватил одного из возмутителей, несмотря на то, что был окружен толпой его единомышленников, и жестоко избил его нагайкой. В то же время он наугад объявил народу, что русские идут на Гарни-чай и что нет таких теснин, которые они не прошли бы для обуздания непокорных. Ни сам Карганов, ни карапапахи вовсе не ожидали появления войск на пути к Нахичевани; но когда наутро узнали, что русские действительно на Гарни-чае, участь возмущения была решена: девятьсот семейств изъявили покорность, и сто пятьдесят карапапахских всадников спустились с гор, чтобы представиться Паскевичу. Между ними был и Мамед-ага, о привлечении которого на русскую сторону так много заботился главнокомандующий. Паскевич тут же поставил его векилем, то есть начальником кочевок,– и половина племени отложилась от непримиримого врага России, Наги-хана.

21 июня, когда все успокоилось и перед русскими войсками лежал открытый путь, корпус двинулся наконец от Гарни-чая далее к Нахичевани. Переход этот оказался, тем не менее, сопряженным со страшными трудностями. Приходилось идти низменной долиной Аракса, отличающейся знойно-удушливым климатом. От Гарни-чая до Нахичевани всего семьдесят две версты; но это пространство по песчаным степям, в стране, превращенной в пустыню, под палящим солнцем, когда температура доходила до сорока трех градусов, при совершенном отсутствии воды и подножного корма – войска едва прошли в шесть дней. Ужасный, притом непривычный для русских климат отзывался не только на людях, но и на животных. Волы едва передвигали ноги, а лошади прекрасной уланской дивизии, воспитанные в конюшнях военных поселений, скоро пришли в такое изнурение, что почти не годились для борьбы с живой персидской конницей. Глядя на эти полки, очевидцы припоминали теперь, какие насмешки и шутки сыпались на головы кавказских драгун, когда красивые уланы, в невиданной дотоле пестрой одежде, на рослых и прекрасных конях, впервые появились из России на улицах Тифлиса. Каким ничтожным и мизерным казался в то время строй нижегородцев, сидевших на маленьких азиатских конях, круглый год ходивших на пастбищах по Алазани; но то были добрые степные кони, способные выносить все трудности походного быта, и их стремительным атакам Паскевич был обязан впоследствии славой Джеванбулахской победы.

Неприятель только издали следил своими конными партиями за движением русских войск. У самой уже Нахичевани, по ту сторону Аракса, стоял более значительный конный персидский отряд: но едва Паскевич выдвинул свою кавалерию вперед, как персияне, слабо отстреливаясь, ушли.

Перед русскими войсками была теперь никем на защищаемая Нахичевань. Это – один из древнейших городов Армении, славившийся некогда своей обширностью, богатством и многолюдным населением. Время его основания теряется в отдаленнейшей глубине веков. Некоторые ориенталисты долго считали, что Нахичевань есть древняя Артаксата, построенная еще Аннибалом; но развалины Артаксата были открыты впоследствии верстах в семидесяти отсюда на северо-запад, между Араратом и Эриванью. Армянская история, полная библейских легенд, думает, что Нахичевань была первым местом поселения праведного Ноя, по выходе его из ковчега,– и на армянском языке Нахичевань так и значит “первое пристанище”. Предполагают также, что на том самом месте, где теперь стоит город, поселены были евреи, плененные Навуходоносором и подаренные им армянскому государю. Предание говорит, что один из этих пленников, Сумбат, сделался любимцем царя и что от него-то и произошло знаменитое поколение Багратидов, царствовавших целое тысячелетие и в Грузии, и в Армении.

Так или иначе, но в течение многих веков, пронесшихся над ней, Нахичевань испытала множество бедствий и от внешних врагов, и от внутренних переворотов, которыми так богата история Армении. Со второго века город переходит уже из рук в руки и принадлежит то армянам, то персиянам, то туркам. Сколько раз он был разрушаем и жители его истребляемы поголовно. Но город возникал из развалин с прежним блеском, и население его не уменьшалось. При последней катастрофе, постигшей его при Шах-Аббасе, он заключал в себе до сорока тысяч домов и более трехсот тысяч жителей. Шах-Аббас отнял тогда Нахичевань у турок; но, не надеясь удержать ее за собой, разрушил город до основания, а несчастных жителей, не разбирая пола и возраста,– вырезал. Нужно сказать, что в завоеванной им Армении, в тех местах, которые были отдалены от границы Персии, шах везде с такой же лютостью расправлялся с жителями: он хотел оградить Иран от соседней могущественной Турции – пустынями. По окончании жестоких войн, опустошенная вконец Нахичевань осталась, однако же, за турками. Надир-шах вновь закрепил ее за Персией; но город более уже никогда не возникал из своих развалин. И теперь, когда русские войска вступали в него,– Нахичевань представляла лишь жалкие следы прежнего величия. На пространстве более чем десяти верст лежали развалины, и на них – ничтожный город, вмещавший в себе не более пяти тысяч жителей.

26 июня Паскевич занял его без боя. Жители соседних горных отрогов явились с изъявлениями покорности.

Но в нескольких верстах к югу от Нахичевани лежала на Араксе значительная крепость Аббас-Абад, только овладев которой можно было довершить покорение Нахичеванской области. На нее и направил теперь свои удары Паскевич...

Нахичеванская область граничит с Карабагом. Но сообщения между ними по горным дорогам в эпоху персидской войны были трудны и сопряжены к тому же с постоянными опасностями от нападений разбойничьих татарских племен, кочевавших тогда по Араксу. Занятие Нахичевани устранило это последнее обстоятельство, и первой заботой Паскевича было открыть оттуда постоянные пути в Карабаг, уже давно разрабатываемые Карабагским отрядом, по которым должны были доставляться теперь все жизненные припасы и боевые средства. И в самый день вступления русских войск в древнюю столицу области, две роты херсонских гренадер и сотня казаков, под командой майора Гофмана, уже отправились на Кара-Бабу, чтобы войти в сообщение с Карабагским отрядом ближайшей дорогой, прямо через горы.