com компания "Бостон дайнемикс" представила первого четырехногого робота, который не падал ни при каких обстоятельствах, даже если его пинали и толкали. Он перемещался по льду, кирпичам, поднимался, глухо урча, по сугробам в гору, прыгал, как лошадь. Абсолютно все степени свободы контролировались компьютером.

Не успела просохнуть пленка от тиражирования "Терминатора", как началась эра роботов. Казалось, просто нужно сделать их тысячи и дать им оружие. Но все было не так просто. Робот должен был научиться отличать своего от чужого, а под эти понятия попадали не только люди, но и расы людей, их пол, возраст, взгляды, а также мосты, здания, животные, птицы, рыбы и еще тысячи, миллионы, десятки миллионов идентификационных факторов.

И только сегодня — он повторно услышал это в новостях, когда зашел перекусить в кафе на Сорок пятой авеню, — федеральное ведомство объявило о завершении работы. На нее ушло почти сорок лет. "Эпоха ядерного противостояния и страшного оружия подходит к концу. Новому роботу оно не страшно".

"Болваны, — подумал Барроу. — Зато оно по-прежнему страшно людям. Вы и раньше думали, что "Матрица" — просто фильм".

Ему было уже все равно. Он знал — конец близок.

Две стены из черного уральского мрамора и белый базальт лестницы, зажатой между ними, словно ограничивая и направляя ваш взор только вперед и вверх, сурово диктовали вошедшему свои правила.

"Нет, нет!" — единственное, что он мог понять из того, что, растерянно жестикулируя, объясняла ему маленькая пожилая женщина, показывая рукой на выход. Неожиданно появившийся молодой человек на хорошем английском языке уведомил его, что в библиотеку необходимо оформить пропуск. Таков порядок.

— Мистер?.. — явно испытывая трудности в обращении с его документами, вопросительно произнесла девушка, смущенно улыбнувшись.

— Барроу, Джо Барроу, — нетерпеливо ответил он.

Формальности были улажены.

Обе стены, как бы вырезая часть второго этажа, несли на себе такие же белые, как лестница, базальтовые ограждения. Через каждые десять метров этой балюстрады на огромных серых тумбах возвышались бронзовые светильники. Их было десять.

На то, чтобы увидеть и посчитать их, ушло всего несколько мгновений. Он даже не поднялся наверх.

Напротив, следуя системному подходу, выработанному годами, спустился вниз и, пройдя по залам электронной библиотеки, вновь вышел к лестничным маршам, которые поднимались в обоих направлениях вдоль стен, образовывая глубокую шахту на каждом этаже. Огромные, массивные двери вели в такие же, почти одинаковые читальные залы.

"Прошло уже целых три часа, — сказал он про себя. — Для меня это — вечность".

С одного из этажей короткий коридор вывел его в высокую ротонду, от которой в четыре стороны шли коридоры. Барроу усмехнулся. "Пойду по самому длинному", — и повернул налево. Коридор заканчивался все такой же массивной дверью, ведущей в зал номер три, как гласила вывеска. Не без труда потянув за бронзовую ручку, Джо почему-то вспомнил о сегодняшнем сне. Тяжелая плита одной из ее половин, словно сопротивляясь и не желая пускать его внутрь, медленно приоткрылась.

Двенадцать огромных четырехъярусных бронзовых светильников, расположенных строго против двенадцати огромных окон, нависали над этим гигантским залом. По всему его периметру двумя ярусами располагался величественный балкон из сибирской лиственницы, украшенный бесчисленными точеными балясинами. Балкон опирался на ниши для книг такого же цвета и переходил в паркет. Он поднял голову. Огромный белый потолок, украшенный лепниной, имел прямоугольное углубление, и над ним такая же огромная, но уже куполообразная ниша завершала величественную картину.

"Здесь. Это может быть только здесь". Сомнений не оставалось, все совпадало.

Только сейчас Джо обратил внимание на массу книг на полках и картотеки, хранящие информацию о еще большем их количестве. Сотни людей сидели за столами.

— Где же она? — В полной тишине зала его голос услышали почти все. Поначалу удивленные, взгляды один за другим медленно угасли.

Он направился вдоль рядов книг, названия которых ни о чем ему не говорили. Все они были на незнакомом языке. "Как же я найду ее? — Барроу остановился. — Если я прикоснусь к ней этой штуковиной, она обязательно выдаст себя. В конце концов, книга — только инструмент".

И он двинулся дальше, трогая и ощупывая каждую из них. Пройдя несколько стеллажей, снова остановился.

"Нет, что-то не то. Должен быть человек. Но как же его узнать, и вообще здесь ли он сегодня?" Проходя мимо погруженных в чтение людей, вглядываясь в их удивленные лица, Джо трижды останавливался. "Может быть, этот? Или тот? Как узнать его или ее?" Каждую минуту дверь зала приоткрывалась, впуская одного или нескольких посетителей, занимавших свободные места.

"Так может продолжаться до бесконечности. Нужно остановиться". Барроу направился к выходу и, встав к нему спиной, внимательно оглядел зал. Со стен молчаливо, как ему показалось, с издевкой и укором на него смотрели бюсты великих мыслителей.

Две девушки, бесшумно войдя, молча проскользнули мимо него. Одна из них со стопкой книг в руках, неловко по-вернувшись, попыталась его обойти. Стопка с шумом повалилась на пол. Обе бросились ее собирать.

Одна из книг лежала у его ног. Он наклонился и нехотя, скорее от чувства досады, чем желания помочь, поднял ее.

И тут внезапно увидел, как алмаз, посветлев изнутри, тут же угас. Его охватил ужас. Барроу еще раз машинально прикоснулся к книге. Все повторилось. Открыв ее, он с трудом прочитал: "Ленин".

Девушка смотрела на него, недоумевая.

— Где вы это взяли, где? — забормотал Джо.

— Вон там, — девушка улыбнулась, радуясь своему хорошему английскому, и указала на нишу в десяти шагах от него.

Он кинулся туда.

Полное собрание сочинений Ленина в пятидесяти пяти томах в темно-синем обветшалом переплете смотрело на него с полок ниши. Джо поднял руки и обеими ладонями прикоснулся к книгам. Все снова повторилось. Он быстро взял одну из них и открыл. Затем еще и еще одну. Тексты не менялись.

Барроу знал, что этот человек впервые в истории "освободил вооруженную партию нового типа от такого досадного понятия, как совесть".

Да, Джо использовал его цитату о том, что "морально только то, что способствует победе пролетариата", в своей статье, перевернувшей мир. Правда, последнее слово он заменил другим.

Барроу знал, что, даже если растереть все эти пятьдесят пять томов в пыль, пылинок окажется меньше, чем десятая часть убитых за и против написанного в этих книгах. Но все это не то. Мелочь. Не его масштаб. Ведь это были всего лишь люди. Ему же нужно другое.

Грандиозность задуманного захватывала дух. От такого должно было содрогнуться само ВРЕМЯ.

Он и представить себе не мог, насколько был прав.