— Ты уже не нуждаешься в сладостном чувстве власти над людьми и возможности увлечь их за собой. Тебе нужно большее — власть над душами и возможность распоряжаться ими. Вот что тебе нужно сейчас! — Помолчав, незнакомец добавил: — Нельзя представить, сколько это стоит крови. Пора стать великим.

И он почувствовал, что это так!

— Но сделать великое из простого могу только я, — продолжал его визави. — Мне нужно лишь объявить вам, глупцам, об этом. Вспомни историю с Джокондой.

— Я не знаю этой истории.

— Четыреста лет это был просто портрет, как и тысячи других. Мало кто знал о нем. Но меня это не устраивало. У меня были большие планы на эту картину. Я украл ее. Украл уже в двадцатом веке. Все выверил. Она исчезла на три года. Но эти три года ее лицо не сходило с обложек журналов, да и газеты трещали о ней каждый день. Так я сделал ее великой. И с тех пор очередь к картине не иссякает. Где же вы были раньше? — Он усмехнулся.

— Но… зачем?..

— Я воздвиг памятник первой женщине, послушавшей меня! Правда, он так и не был закончен. Это меня страшно огорчает. Почему-то всегда есть какое-то препятствие. Ну да не последняя же это попытка. Я вообще люблю памятники. Как только человек создает новый монумент кому-то из людей, это греет мою… — он снова усмехнулся, — чуть не сказал "душу"… мою неплоть. Знаешь, в моем доме почти всегда холодно, несмотря на вашу уверенность в обратном.

Он поежился.

— Ну да, теперь понятно, почему вы особенно любите людей, которые сами заказывают свои портреты.

— Догадлив. Еще один мой союзник. Ну, тогда угадай, о чем думает человек, позируя художнику?

— О том, чтобы остаться в памяти поколений.

— Но для чего ему это нужно? Ну! Вижу, догадался. Он думает, что тогда не совсем умрет, а останется. Пусть даже напоминанием о себе, но останется. Заметь, иногда он даже искренне думает, что это будет память о его добрых делах, а не о нем лично. Глупцы! Пока последние воспоминания о человеке не сотрутся в памяти людской, эта память крепче морских канатов будет держать его в моей власти. Даже на том свете!

— Это я знаю. Так же как и то, что портреты сильных мира сего через год после их ухода можно найти только на помойках.

Незнакомец откинулся в кресле и громко захохотал.

— Что ж, другого способа утилизации ненужного хлама люди не придумали! Да-а, валяются среди смрада и вони. Эту мысль при жизни человек гонит прочь, убеждая себя, что временное — вечно!

С этими словами гость с удовлетворением хлопнул огромной ладонью по кожаному креслу.

Барроу испытующе поглядел на него.

— А как же быть с художником, предлагающим свои услуги… этим?

— Здесь не все так просто. К сожалению. Иногда художник вынужден это делать. Важна степень такой вынужденности. Впрочем, это всегда видно по портрету.

— А если он сам напрашивается на заказ? Ради денег или с расчетом?

— Нет, все-таки я не ошибся в тебе. Спрашиваешь, как быть с искусителем? Туда же! Он наш парень! — И громкий хохот, на этот раз перекрывший шум неутихающего дождя, заставил задрожать пустые стаканы, стоявшие напротив. — Жаль, что это касается только власти, а не портретов вообще, — злым голосом добавил он.

Вспышка молнии на мгновение выхватила черную грань алмаза, словно напоминая, зачем он здесь.

— Ладно, мы отвлеклись, оставим это. У меня к тебе…

— Я знал, что вы придете, — не дал ему закончить Барроу. — Вы должны принести мне книгу. Главную книгу хаоса.

— Ты говоришь, как равный мне. — Незнакомец усмехнулся. — Помни, я никому ничего не должен. С 1991 года, — добавил он. — Как видишь, еще совсем недавно я тоже ходил в должниках. Но я расплатился, — с издевкой произнес он. — Сполна. Насчет книги… Здесь все сложнее. Она находится у твоего предшественника. Да, да, не удивляйся, — словно угадав его мысли, продолжал он. — Ты ведь не первый, кто пытался осуществить написанное там. Но, к сожалению, почти безрезультатно. Нет, конечно, какой-то результат есть, но это совсем не то, что нужно мне, то есть теперь уже нам. Будем надеяться, что хотя бы ты… — Конец фразы потонул в раскате грома.

— Что же он сейчас с ней делает?

— Читает. Все еще читает.

— Как я могу взять ее у него?

— А зачем брать? Тебе нужно только прикоснуться к ней вот этим. — Он с явным усилием снял и протянул ему перстень. Ящерица злобно сверкнула на Барроу глазами.

Он отпрянул.

— Я читал, что к нему нельзя прикасаться. Это надо заслужить. Причем нужно совершить нечто ужасное… — Барроу запнулся.

— Во-первых, не обязательно совершить "уже". Во-вторых, ужасное для одних вовсе не означает ужасное для других. Не мне тебя учить. И потом, ты заслужил это своим желанием и согласием. Хм… А это поважнее, чем что-то совершить. Твои предшественники не знали, на что соглашались. Это я не давал им повернуть назад. Ты же желаешь и согласен — вот принципиальное отличие между вами. Разве это не главное? Может, поэтому у них ничего и не… — Голос вновь потонул в грохоте за окном.

— Так их было много?

— С Cотворения мира? Или за последние триста лет? Какая цифра тебя устроит? — уже раздраженно бросил незнакомец. — Но это не повод для сомнений, — продолжал он. — На сей раз я поведу тебя!

— Я и не сомневаюсь, я готов.

— Отлично. Помнится, твой предшественник был большой любитель посидеть в читальном зале. Там ты и найдешь его. К сожалению, я не мог отыскать его один. Мы можем это сделать только вдвоем. Известны лишь числа: четырнадцать колонн и двенадцать светильников из сорока четырех свечей каждый. Да, и не забудь про полюс…

Солнечный луч из багряной плоскости горизонта на океанской глади бил прямо в лицо. "Это же закат, — подумал Джо. — Я проспал почти сутки". Он медленно поднял руку, чтобы посмотреть на часы. Яркий сполох, отраженный от полированной грани алмаза, брызнул ему в глаза.

Три года он потратил на поиски. Начал с Лос-Анджелеса, где проживал много лет. В здании суда, подходившем по другим признакам, было пятнадцать колонн. Два месяца он провел в Капитолии, на обратной стороне которого возвышалось ровно четырнадцать колонн. Обошел все залы Библиотеки конгресса. Тщетно пытался найти нужное ему количество колонн на Публичной библиотеке Нью-Йорка и Мемориальном центре Линкольна. В Национальной Лондонской галерее их было десять. В Белом доме — пять. Наконец Барроу нашел их перед зданием Верховного суда. Ровно четырнадцать. "Символично", — подумал он. Уверенность вернулась к нему. Джо долго не решался войти. Разочарование было ужасным.

Даже собор Святого Петра в Риме он изучал целый месяц, деля пополам колонны левой четверти кольца, обрамляющего площадь, и складывая их с числом под ротондой. Все было тщетно. Постепенно отпали основные галереи и музеи мира. Тогда Барроу снова поехал в Нью-Йорк. Времени больше не было. Это он узнал из заметки в "Нью-Йорк таймс". В газете сообщалось, что 17 марта 2008 года на сайте www.youtube.