— Что с вами? — спросил он.

Харри прошел через таможенный контроль в скромное здание аэропорта Плесо, где сунул свою карточку VISA в банкомат, который безропотно выдал тысячу крон в кунах. Половину денег он положил в коричневый конверт, вышел на улицу и сел в «мерседес» с синей табличкой «такси».

— Гостиница «Интернациональ».

Таксист молча тронул с места.

Низкие тучи сеялись дождем на темную землю, кое-где вдоль шоссе виднелись пятна серого снега, а дорога, извиваясь среди невысоких холмов, шла на северо-запад, к Загребу.

Уже через четверть часа на горизонте обозначился город — серые бетонные глыбы и церковные шпили. Они миновали темную спокойную реку — наверно, Сава, решил Харри. В город въехали по широкому проспекту который казался непомерно огромным по причине слабого движения, миновали железнодорожный вокзал и обширный, открытый безлюдный парк с большим стеклянным павильоном. Ветви по-зимнему голых деревьев — как черные растопыренные пальцы.

— «Интернациональ», — сказал таксист, подруливая к внушительному серому зданию из тех, что коммунистические страны строили для своего путешествующего руководства.

Харри расплатился. Гостиничный швейцар, разодетый как адмирал, уже открыл дверцу машины и стоял с зонтиком в руках и широкой улыбкой на лице:

— Welcome, Sir. This way, Sir.[42]

Харри ступил на тротуар в ту самую минуту, когда из гостиницы вышли двое постояльцев, сели в подкативший «мерседес». За дверью-вертушкой искрилась хрустальная люстра. Харри приостановился:

— Refugees?

— Sorry, Sir?

— Беженцы, — повторил Харри. — Вуковар.

Он ощутил, как по голове застучали капли дождя, — зонтик и широкая улыбка вмиг отодвинулись, а палец адмирала указал на дверь чуть поодаль от главного входа.

Войдя в большой голый вестибюль с высоким потолком, Харри первым делом почуял больничный запах. И сорок-пятьдесят человек, стоявшие и сидевшие у двух длинных столов посреди вестибюля или выстроившиеся в очередь за супом у стойки, живо напомнили ему больничных пациентов. Возможно, все дело в одежде — бесформенные тренировочные костюмы, заношенные свитера и дырявые ботинки говорили о безразличии к внешнему облику. А возможно, такое впечатление создавали головы, склоненные над тарелками с супом, и сонные безразличные взгляды, словно и не видевшие его.

Он оглядел помещение, остановился на барной стойке, больше похожей на раздачу сосисочного киоска, на минуту опустевшую, без клиентов, только бармен, который делал три дела сразу: вытирал стакан, громко комментировал людям за ближайшим столом телерепортаж о футбольном матче, глядя на подвешенный к потолку телевизор, и зорко следил за малейшим движением Харри.

Харри понял, что попал куда надо, и направился к стойке. Бармен провел ладонью по зачесанным назад жирно поблескивающим волосам:

— Да?

Харри старался игнорировать бутылки, выстроившиеся на полке в глубине сосисочной. Однако ж давным-давно приметил своего старого друга и врага «Джима Бима». Бармен перехватил его взгляд и вопросительно кивнул на прямоугольную бутылку с коричневой жидкостью.

Харри отрицательно покачал головой. И вздохнул. Незачем усложнять ситуацию.

— Mali spasitelj, — сказал он, негромко, чтобы услышал только бармен, сквозь шум телевизора. — Я ищу Маленького Спасителя.

Бармен пристально посмотрел на него, потом ответил по-английски, с твердым немецким акцентом:

— Не знаю такого.

— Один из вуковарских друзей сказал, что mali spasitelj мне поможет. — Харри достал из кармана коричневый конверт, положил на стойку.

Бармен взглянул на конверт, но в руки не взял.

— Ты полицейский, — сказал он.

Харри покачал головой.

— Врешь. Я сразу понял, как только ты вошел.

— Я двенадцать лет оттрубил в полиции, но ушел со службы два года назад. — Харри посмотрел бармену прямо в глаза. А в глубине души прикинул, за что тот сидел. Размеры мускулов и татуировки говорили, что он сидел, хотя довольно-таки давно.

— Среди наших постояльцев нет никого по прозвищу Спаситель. А я знаю всех.

Бармен хотел отвернуться, но Харри наклонился над стойкой, схватил его за плечо. Бармен глянул на его руку, Харри почувствовал, как напрягся его бицепс, и ослабил хватку.

— Наркодилер, который продавал дурь на школьном дворе, застрелил моего сына, потому что тот пригрозил сообщить директору, если он не уберется.

Бармен молчал.

— Ему было одиннадцать лет.

— Не знаю, зачем ты мне это рассказываешь.

— Чтобы ты понял, почему я останусь здесь и буду ждать, пока не придет кто-нибудь, кто сможет мне помочь.

Бармен медленно кивнул и быстро спросил:

— Как звали твоего сына?

— Олег, — сказал Харри.

Оба стояли, глядя друг на друга. Бармен прищурил один глаз. Харри почувствовал, как в кармане завибрировал мобильник. Пусть звонит.

Бармен положил руку на коричневый конверт, толкнул его в сторону Харри.

— Это лишнее. Как тебя зовут и в какой гостинице ты остановился?

— Я прямо с самолета.

— Напиши свое имя на салфетке и ступай в гостиницу «Балкан», что возле вокзала. Через мост и прямо. Жди в номере. С тобой свяжутся.

Харри открыл было рот, но бармен отвернулся к телевизору и снова принялся комментировать матч.

На улице Харри достал телефон: неотвеченный звонок от Халворсена.

— Do vraga! — простонал он. — Черт!

Снег на Гётеборггата как красный шербет.

Он был в растерянности. Все произошло так быстро. Последняя пуля, которую он выпустил по убегающему Юну Карлсену, с мокрым хлюпаньем ударила в фасад дома. Юн Карлсен успел скрыться в подъезде. Он присел на корточки, чувствуя, как окровавленная стекляшка рвет карман куртки. Полицейский лежал ничком, уткнувшись лицом в снег, впитывающий кровь, которая текла из ран в открытом горле.

Оружие, подумал он, схватил раненого за плечо, перевернул. Ему необходимо стрелковое оружие. Порыв ветра сдул волосы с неестественно бледного лица. Он быстро обшарил карманы лежащего. Кровь все текла, красная, густая. Он успел только ощутить горький вкус желчи, а рот уже наполнился рвотой. Он отвернулся в сторону, и его вывернуло на лед. Он утер рот. Карманы брюк. Бумажник. За поясом тоже ничего. Черт, полицейский должен иметь оружие, если он кого-то охраняет.

Из-за угла выехал автомобиль, направился к ним. Он взял бумажник, вскочил на ноги, перешел через улицу и зашагал прочь. Машина остановилась. Не надо бежать. Но он побежал.