— Застрелила? — переспросила она.

— За то, что я с вами сделал!

— Я уже тебе сказала: ты прощен.

— Я знаю! — Лаггарт начал расхаживать по каюте. — Капитан, я не могу смириться с ложью. Я знаю, что вы задумали. Знаю, что вы ждете, когда я успокоюсь и почувствую себя в безопасности, чтобы вышвырнуть меня за борт. Это жестоко — оттягивать убийство человека, пока он не решит, что спасен. Я был о вас лучшего мнения.

Он повернулся к Прядке.

— Я требую, чтобы меня застрелили. Покончим с этим. Будьте честны. Застрелите меня.

Прядка вздохнула и потерла лоб.

— Лаггарт, я не собираюсь в тебя стрелять.

— Но…

— Слушай, я слишком устала, чтобы притворяться, будто понимаю, что творится у тебя в голове. Никто тебя не застрелит, но если настаиваешь, я могу отправить тебя на гауптвахту или вроде того.

Он оживился и вытянул шею.

— Правда?

— Правда.

— Вы это сделаете? Посадите меня в тюрьму вместо того, чтобы убить?

— Лаггарт, я не собираюсь тебя убивать. И никогда не собиралась. Я даже Вороне сохранила жизнь.

Он попытался переварить услышанное. И еще немного. И еще. Слова Прядки оказались жилистыми.

Лаггарт не так уж умен. Да, он поучал других, и этим можно заполнить целый словарь, но его реальные знания без труда уместились бы на почтовой открытке. При всем при этом он и не откровенный идиот. Он находился между умом и глупостью, на самом верху кривой нормального распределения, и считал, что там и должен быть, ведь чем выше забираешься, тем лучше.

Но в тот момент его осенило.

Прядка была готова отправить его на гауптвахту. Но… стрелять в него не собиралась.

Как и не собиралась выбрасывать за борт. Не пыталась перехитрить. Она была предельно честна.

Она отнеслась к нему с добротой.

Это самая тяжелая мысль, которую Лаггарту довелось переварить за всю жизнь. Видите ли, он почти не знал человеческой доброты, а грустная правда такова, что люди редко выходят за рамки того, что знают. Сам он не считал себя ни грубым, ни жестоким. Он был уверен, что ведет себя совершенно нормально, ведь именно так с ним всегда обращались другие. В стране, где принято кричать, все немного туговаты на ухо.

Замечу, что некоторым удается вырваться из этого круговорота жестокости. Если встретите таких, дорожите ими. К несчастью, многие продолжают жить как Лаггарт, так и не осознав своего положения, разве что им доведется попасть в похожую ситуацию, когда Прядка отнеслась к нему с чистосердечной добротой и простила все прегрешения.

Да, Лаггарт больше не чувствовал себя сбитым с толку. Теперь он был в ужасе. В кои-то веки он осознал, что на свете есть люди, которые говорят ровно то, что думают.

В мире есть искренние люди. Для такого прожженного лицемера, как Лаггарт, это меняло все. Нетвердой походкой он дошел до двери, толчком открыл ее и сбежал из каюты.

Прядка проводила его взглядом, склонив голову набок и оставшись в блаженном неведении насчет того, что творится у него на сердце. Она не потребовала, чтобы Лаггарта отправили на гауптвахту. Если он не станет настаивать, то и она не станет. Прядка осторожно спрятала коробочку с полуночными спорами.

Если честно, она чувствовала нарастающее воодушевление. У нее был план, как справиться с чудищами. Если удастся их победить, она преодолеет последнее препятствие, отделяющее ее от Чародейки.

Прядка близка к цели, по-настоящему близка. Хоть праздник устраивай.

Она пребывала в этом настроении ровно до тех пор, пока не узнала, чем я занимался последние несколько дней.

Глава 56. Предатель

Выходя из каюты, Прядка ожидала эмоционального единения с остальными офицерами. Она чувствовала воодушевление, облегчение, восторг. У них нашлись решения для всех проблем, которые нужно преодолеть на пути к Чародейке. Казалось естественным, что другие офицеры должны испытывать похожие эмоции, которые сольются в гармонии с ее собственными и превратятся в музыку общего успеха.

Поэтому Прядка растерялась, когда к ней подбежала обеспокоенная Салай. Лечение доктора Улаама явно увенчалось успехом, но Прядка надеялась, что у Салай не выросли лишние пальцы на ногах.

— В чем дело? — спросила Прядка. К ней вернулся страх. — Что случилось?

Салай отвела ее в трюм, где я сидел в цепях, радостно размышляя о таких замечательных темах для начала разговора, как политика, религия и откровенно расистские взгляды вашего дядюшки. Этим безвкусным мудрствованиям я предавался прямо посреди остатков съестных припасов. Осталось их не так много: большую часть я благополучно вышвырнул за борт.

— Мы поймали его с тремя кувшинами воды, — пояснила Салай. — Он собирался выбросить их из заднего иллюминатора на средней палубе. Судя по всему, он несколько дней подряд выкидывает наши припасы.

Прядка тяжело вздохнула.

— Сколько у нас осталось?

— Воды достаточно. Но провизии меньше половины. Этого более-менее хватит, чтобы добраться до Зеленого моря, если выдвинуться сейчас. И капитан… птиц в Багряном мы видели только дважды, а в Полуночном они не водятся вовсе. Нам не добыть здесь пропитание.

Они посмотрели на меня.

— Мне ничего не оставалось, кроме как выбросить кувшины, — объяснил я, — потому что еде одиноко на дне моря. И кстати, Прядка, как твой дядюшка относится к тому, что чайки отнимают у него работу и сэндвичи?

Прядка глянула на собравшихся офицеров, после чего все повернулись к Улааму, ожидая, что у него найдется ответ. Они по глупости решили, будто он в состоянии разобраться в сложнейшей паутине мотиваций, привязанностей и исторических неудач, которые составляют переменчивую основу моей психики.

— Сейчас он слишком глуп, чтобы провернуть такое в одиночку, — заметил Улаам. — Видите, те, что он собирался выкинуть, помечены мелом?

Ну ладно. Очко в пользу Улаама.

— Крысеныш сказал, что моя миссия жизненно важна, — объяснил я. — А еще это секрет. Так что, пожалуйста, не рассказывайте Прядке.

Вскоре Прядка навестила Ака в его каюте — той, что раньше принадлежала ей. Она отдала ее крысенышу, и теперь у него была собственная каюта. Да, не отделанная серебром, но даже такое не снилось большинству крыс. Ак занимался тем, что составлял список Прядкиных шляп. Пока что в нем значился всего один пункт, но крыс-камердинер был настроен весьма оптимистично. К тому же он так сильно нервничал, что нуждался в каком-нибудь занятии, чтобы скоротать время.

Ак поднял взгляд на Прядку.

— Испытание с полуночными спорами прошло успешно? — Он бросил карандаш и подбежал к Прядке. — Я бы пришел посмотреть. Надо было прийти. Но… это ведь не входит в обязанности