Хизри Ильясов: Помню, как молодежь в Махачкале собиралась вечерами и с наслаждением слушала басистый, немного с хрипотцой голос Высоцкого. Для дагестанской городской молодежи он был кумиром. Нам, ребятам гор, импонировало то, что певец не был женственным и изнеженным, как некоторые тогдашние звезды эстрады, а наоборот — отличался яркой, настоящей мужественностью. Да и репертуар его песен выгодно отличался от других исполнителей. В своих песнях он утверждал суровую мужественность: не хныкал, не жаловался на судьбу. А призывал быть стойким, не лгать, не ловчить, держать данное слово.

Рейко Сузуки: Увы, в настоящее время идея «Какко ии» — будь то «борьба за свободу» или преодоление жизненных невзгод — в культурной жизни Японии отошла далеко на задний план. В японских книгах, комиксах, «манга», а также в японских мультфильмах, «аниме», фильмах — стало превалировать направление «Каваий». Люди стали находить в незначительных сентиментальных вещах — в маленьких, слабых, миловидных образах героев — средство обретение душевного покоя. В современной культуре Японии главное внимание уделяется умиротворяющим, «успокоительным» качествам произведений искусства. Люди хотят отдохнуть от сумасшедшего темпа жизни, получить некоторый «лечебный» эффект через произведения культуры: возможность забыть про жестокие реалии жизни.

Мария Богдашевская: В наши дни из творчества Высоцкого лишь песня «Кони привередливые» знакома многим японцам, хотя они могут и не знать, как зовут ее автора и исполнителя. И даже само слово «кони», то есть как оно звучит именно по-русски, — теперь, после этой песни, тоже знакомо японцам: они знают его перевод. Понятия не имею, почему именно она. Но так произошло и с песней Аллы Пугачевой «Миллион алых роз»: ее японцы часто поют в караоке, в переводе на свой язык.

Мария Богдашевская: Когда я согласилась на интервью, то сразу же написала в Японию, своей подруге Михо Накано, которая вот уже более четверти века преподает японский язык. И спросила ее в письме: что она думает о Высоцком? Видимо нет смысла пересказывать ее слова, лучше привести их целиком: «Вначале я не смогла вспомнить — кто это, Высоцкий? Но потом в интернете нашла множество видео его песен. Его имя не всплыло в моей памяти, но вот мои уши очень хорошо запомнили его голос: грубый, экспрессивный, яркий и очень необычный! Россия остается для японцев загадочной и непонятной страной. И когда я слушаю Высоцкого — это подобно тайне… Мы не знаем точно: что там, в далекой России, на самом деле. Но русская культура всегда нас привлекала».

Да, нас ненависть в плен захватила сейчас,

Но не злоба нас будет из плена вести…

Григорий Потоцкий: Ревность к Высоцкому, к его успеху в народе — была, конечно. Но также было ярко выражено и непонимание, и нежелание принять новое. Думаю, многие искреннее заблуждались: считая Высоцкого ниспровергателем устоявшихся основ! Мы же жили в эпоху суррогатной подделки: в эпоху мнимых ценностей, искусственных мерил, подгонки всего и вся под некие жесткие правила «соцреализма». А Высоцкий активно против этого восставал!

Денис Гринцевич: Зависть со стороны коллег всегда присутствует в богемном обществе. Не важно, кто ты: актер, певец, художник, композитор, писатель или режиссер. Чуть больше на тебя обращено внимания со стороны публики — тут же среди коллег начинается возня: пренебрежение, зависть, россказни, злые взгляды, пасквили, подсидки…

Анатолий Сивушов: А то, что Высоцкого ругали, или гнобили равнодушием прежде всего его коллеги — уверен, что в основе этого лежит самая примитивная ревность. Это то, что отравляло ему существование при жизни, и продолжает клубится вокруг его имени после смерти. Не охота же так называемой «творческой элите» копаться и понимать, почему абсолютно все люди, от прораба до министра, слушали и продолжают слушать Высоцкого!