острога проглядывали между кривых стволов, огни в бойницах манили надеждой. Оставалось лишь молиться Богам да бежать побыстрее.

* * *

Быстрее. Нужно двигаться ещё быстрее — Радмила едва успевала уклоняться от атак Баровита да отстреливаться время от времени. Учебный поединок затягивался, сил почти не осталось, как и стрел. Лишённые наконечников, стрелы не могли нанести вреда, но при попадании причиняли немалую боль. А потому Баровиту приходилось выкладываться не меньше, чем в настоящем бою. Отбив очередную стрелу деревянным мечом, витязь сделал выпад. Уведя клинок плечом лука, Радмила отскочила назад, сунула руку в тул — пусто. Выругавшись, она отбросила лук, выхватила из-за пояса деревянный сакс. Громадный мужик с двуручным, пусть и учебным, мечом вселял страх. Лучнице слабо верилось, что в этом бою получится одержать победу. Обходя соперника, Радмила мельком взглянула на Умилу — омуженка в боевом запале вращала мечи, атакуя брата.

«Мда, ей любая схватка в радость, — ухмыльнулась Радмила, вновь уставившись на Баровита, — ей бы мужиком народиться».

Тяжёлый клинок взмыл вверх, просвистел у виска. Лучница увернулась, снизу-вверх атаковала противника. Но тот лишь отстранился играючи и вновь изогнулся в выпаде. Радмила блокировала меч, дрожь растеклась по деревянному клинку. Широкий кулак грозился поразить голову, но жилистое тело само напружинилось, вытянулось в спасительном прыжке. Витязь действовал не менее решительно, уже следующим ударом он выбил сакс из девичьих рук, приставил меч к её шее.

— Эх, — рыкнула Радмила, признавая поражение, — было бы у меня что-то маленькое, да не менее опасное, чем мои стрелы.

Баровит убрал меч, вопросительно посмотрел на подругу.

— Меньше ножа да тяжелее, — продолжала Радмила, хмуря брови, — то, что я бы могла достать из-под рукава.

— Идём, — отозвался витязь, сжав её руку.

— Куда? — насупилась девушка, еле поспевая за воодушевившимся другом.

Но Баровит не ответил, лишь махнул Баяну. Дружинный балагур кивнул ему, вслушиваясь в бренчание близнецов. С недавних пор Баян взялся учить Баровитовых братьев игре на домре, и это занятие стало отдушиной непризнанному музыканту. Казалось, он был готов возиться с мальчишками день и ночь, но старший дружинник строго следил за временем — боевое умение от песен не прибавится. Посему, вздохнув, Баян потрепал кудри близнецов и, взяв в руки деревянный меч, направился к Ждану.

Радмила ухмыльнулась, видя, как Баян нехотя поплёлся к противнику. Эх, до всего Баровиту есть дело, всё он видит, всем управляет. Прав был батый, когда его старшим над всей дружиной назвал. Сегодня Демир Акимович пожелал посмотреть младшую дружину в деле, а старшую оставил на Баровита. Все посчитали, что с Баровитом будет полегче, но не тут-то было… Едва успевая переставлять ноги, лучница поправила мокрую от пота рубаху, пригладила выбившиеся волосы — всё же девка, как-никак. Путь оказался недолгим и привёл их к кузнечному двору. Нужная кузня уже пыхтела жаром, выбрасывая в небо дым. Стук молота заглушал любые звуки, и посему Баровиту пришлось гаркнуть погромче:

— Эй, Гроздан!

Стук прекратился, к прилавку вышел взмыленный подмастерье. Увидав посетителей, юноша улыбнулся.

— Скажи-ка, Гроздан, — заговорил старший брат, выпустив руку лучницы, — сможешь ли ты для Радмилы Игоревны выковать оружие, кое она выдумала, али нам сразу дядьку-Микулу звать?

— Смогу, — уверенно заявил подмастерье. — А коли что-то не заладится, так спрошу у него сам.

— Ну, тогда оставляю Радмилу Игоревну тебе. Слушай её внимательно, — наказал Баровит и, похлопав подругу по плечу, добавил: — А мне воротаться надобно.

— Угу, — лукаво ухмыльнулась лучница, — а то Умилка хватится, а тебя нет.

— Брат, — Гроздан не дал Баровиту ответить на колкость лучницы, — а зайди-ка к нам вечерком.

— Почто? — прищурился витязь. Поход с батыем, Волотом и Умилой к его родичам, как ни странно, удался. Всё прошло мирно и даже приятно, но желания чаще видеться с родителями у Баровита так и не возникло. От этой мысли витязь поёжился — подобие вины перед кровными братьями заворочалось в груди.

— Неужто не соскучился по родне? — развёл руками кузнец. — На ночь можешь не оставаться, коли не желаешь, да всё ж приди к ужину, уважь родителей.

Помявшись, Баровит кивнул и вышел из кузницы. Радмила приблизилась к Гроздану, коснулась ладонью столешницы.

— Сделай мне стальных пчёл, — заявила она.

— Кого? — изумился юноша.

— Пчёл, — невозмутимо повторила лучница. — Давай уголёк, нарисую.

* * *

От лёгкого прикосновения лучины вспыхнул фитиль, венчая пламенем восковую голову свечи. Скудный свет лёг на перепачканное кровью лицо, осветил крепкие руки лекаря. Подойдя ближе, Рагдай навис над склонившимся к ложу лекарем.

— Травень, он жив-то останется?

— Должен, — нахмурился лекарь, перетягивая рану. — А наверняка токмо Боги ведают.

Из-за печи вышла высокая тень, и отчего-то сразу запахло травами. Вскоре в свете свеч появилась Родослава с мутно-зелёным пузырьком в руках. Капли сорвались с узкого горлышка, тяжело ударились о воду в кружке. Рода молча размешала получившуюся жидкость, зачерпнула ложкой. Травень без слов её понял, раскрыл несчастному рот. Мутное содержимое потекло по губам и языку, но наворопник никак не отреагировал на это.

— Через каждый час по ложке, — шепнула Рода. — С того ему лучше станет.

Рагдай молчаливо ждал, пока богатырша освободится. Лучники передали слова наворопника, и то, что Лех смог разузнать, настораживало. Воевода Кийской дружины хотел отправить гонца в Кинсай, но перед этим считал нужным посоветоваться с дочерью своего учителя. Словно прочтя его мысли, Родослава подошла к Рагдаю, сжала его локоть и вывела в сени.

— Гонца надобно отправить безотлагательно, — шепнул воевода. — Лех сказал войско на Кинсай идёт…

— То Дарен сказал, — перебила его Родослава, — слов Леха мы не слыхали. Он не так плох, аки кажется. За день, от силы два, я его приведу в чувства.

— Да как же? — всплеснул руками Рагдай. — Аримийское войско идёт на Кинсай. Надобно их предупредить, дабы мирян в крепость уводили.

Рода молча буравила взглядом рассохшуюся дверь сеней, погрязнув в раздумьях. Что-то не то было во всём происходящем.

— Коли до утра не очнётся, я в Кинсай Каркуна отправлю, — предложила она.

— Рода, — прошипел Рагдай, хватаясь за ручку двери, — на нас тоже ариманы идут. В суматохе такой Каркуна отправить может не получиться.

— Ты здесь воевода, — скривив губы в надменной усмешке, ответила богатырша, — сам решай как быть.

Рагдай взглянул на неё, пытаясь понять мысли Акимовой дочери. В тусклом свете светло-серые глаза выглядели особо зловеще, и прочесть в них что-либо было невозможно. Утерев пот со лба, воевода молча отворил дверь и вышел на крыльцо.

— Гонца ко мне, живо! — раздался его голос из-за захлопнувшейся двери.

— На войне тоже думать надобно, — ухмыльнулась Рода, — ты же лишь мечом махать привык.

На вечернем небе