Я невольно вспоминаю, как сама оказалась в Опиуме, и как рисковал один добрый парень, согласившись помочь такой стерве, как я. К счастью для Миши, после взорванной машины вся ответственность за меня перешла непосредственно к владельцу клуба, иначе бармена могли уволить уже несколько раз. Я не забыла, как он был добр ко мне, и настояла, чтобы Миша оставил должность разливалы и начал карьеру в дистрибьюторстве элитного алкоголя.

Когда разоблачённая преступница выбегает на улицу, успев за минуту до указанного времени, я возвращаюсь на стальную площадку, где меня уже ждут переживания.

***

Пятничная ночь ложится на клуб суматохой, хаосом, но к утру начинает гаснуть так же скоро, как вечером вспыхивала. Плевать мне, что каждый из работников и персонала уже обратил внимание на моё беспокойство, замаскированное под безразличие, но больше нигде я не могу найти хоть каплю спокойствия. Только здесь. На стальной площадке, под самым потолком, возвышаясь над разгорячённой толпой.

Едва вышагнув на площадку из коридора, я сразу замечаю перемену в зале. Клуб, обычно имеющий фиолетовый оттенок, вовсе другой сейчас, когда вышла из строя установка из десятка синих лучей. Несмотря на множество холодных лучей над барной стойкой, ряды желтой подсветки и вспышки белых стробоскопов, зал принял тошнотворный оттенок разлитой по снегу крови.

Только завидев моё лицо, уж не знаю, что на нём написано, администраторы нервными жестами дают понять, что причина поломки уже устраняется. Через десять минут зал принимает прежнее обличие, но в моей голове уже засела тревожная кроваво-пламенная картина.

За ночь я успеваю поискать спокойствие везде. Несколько раз ухожу в свой кабинет, столько же – в кабинет владельца, трижды спускаюсь в зал, решать рабочие вопросы, но, в конце концов, снова оказываюсь здесь. Ноги гудят, колени ноют, моля пойти и присесть, но я упорно стою, облокотившись на перила, согретые сотнями людских дыханий.

– Ты никак решила и обязанности охраны сама выполнять? – ко мне присоединяется Павел. Встаёт на почтительном расстоянии, не забывая, что мы на виду у всего клуба.

– Ты прекрасно знаешь, что я здесь делаю. – Перекрикивая музыку, огрызаюсь я. Паша наклоняется, чтобы ответить, но ближе не подходит:

– Знаю, но не думал, что ты способна на такие нервы.

Я бросаю на заместителя директора уставший взгляд в попытке разглядеть подтекст его фразы. Не нахожу. Приходится спросить напрямую:

– Ты только что назвал меня истеричкой?

– Да! – он смеётся, но так тихо, что я лишь вижу широкую ровную улыбку, но не слышу звука. – Но тебе позволено быть истеричкой в данной ситуации.

Будь мы в тишине, я бы ответила, а так молчу, но перебираю аргументы мысленно. Пару песен мы стоим молча. Паша следит за клубом так, будто бывает здесь не часто – с любопытством. Меня это злит, потому что я слежу отстранённо, ведь знаю каждый клочок наизусть.

Внезапно нашу компанию разбавляет Волохов.

– Есть новости, – сообщает он, втискиваясь между нами и цепляясь за ограждение. – Не очень хорошие.

После этой фразы меня не охватывает паника. Я сознательно подавляю все эмоции, чтобы холодно обдумать всё, что он скажет дальше.

– Княшич делов натворил. Заявился в гости к высокопоставленным человечкам. – Он умолкает и смотрит на мой профиль. Паша не выдерживает:

– Ну, и? Что за люди?

– Даже я толком не знаю. А не знал бы Даню, подумал бы, что случайные. Под руку попались.

Такую мысль я тут же отметаю. Мы все. Моё самообладание рвётся по швам, но я глубоко вдыхаю, чтобы залатать пробоины.

– Исполнительная власть, – продолжает Никита. – По нашим меркам мелкие людишки, но по совместительству друзья друзей Шахова.

– Значит, решил оставить Шахову послание… – Подытоживает Паша и задаёт вопрос, который собираюсь задать я: – Сейчас что, едет сюда?

– Не знаю, – напряжённо пожимает плечами Волохов.

– То есть как? А «ножи» твои что говорят? Они же с тобой на связь вышли?

– Они. Только вот Княшич «ножей» взял только чтобы попасть в офис, а потом отпустил. Приказал на улицу выйти и возвращаться в клуб. Парни вышли, но остались неподалёку, конечно же. Сейчас положение такое, что в офис прибыла дополнительная охрана, а затем скорые и катафалки. Вывезли три тела в закрытых мешках. Мои люди уже пытаются выяснить, кого именно. – Он тяжело вздыхает и, виновато покосившись на меня, говорит: – Потому что Княшич из здания своими ногами не выходил.

Музыка вдруг взрывается, будто ди-джей слышит наш разговор, подошедший к страшному моменту, и решает сопроводить слова Волохова соответствующе. Мои колени, ноющие от нескольких часов стояния на каблуках, дают слабину и начинают подгибаться. Я вовремя напрягаюсь всем телом, чтобы не упасть и не дать кому-либо заметить.

– Он мёртв? – мой голос звучит низко, с вкраплениями льда. – Если знаешь, лучше скажи.

– Не знаю, но такая вероятность есть. – Волохов пытается вручить мне жалостливую улыбку, но она мне не нужна, как и сочувственный взгляд Павла.

– Тихо, – твёрдо говорит Паша. – Ждём. Без паники.

– Идите и работайте. – Я позволяю себе высокомерный тон, впервые отдавая приказ директорам. Мужчины переглядываются и ведут немой диалог глазами. Мне откровенно плевать, что они обо мне думают, даже если считают меня никем. Я продолжаю. – Делайте всё, что нужно. Узнайте где он и если необходимо – отправьте помощь. Быть может, он застрял там.

Какое-то время Никита смотрит на меня, скрипя челюстью с неправильным прикусом, но вскоре кивает и уходит. Паша остаётся и говорит фразу, которую я сама себе привела в качестве аргумента.

– Что-что, а незаметно прошмыгнуть с объекта он умеет. В совершенстве. Поверь мне.

Не вижу смысла ему отвечать. Всё, что творится в моей голове, похоже на гвозди, обёрнутые в тончайший шёлк. Я одновременно хочу вопить от боли, перекрикивая тонны пульсирующей музыки, и борюсь с желанием невозмутимо спрыгнуть вниз. Только если его больше нет…

Всё о чём я могу думать какое-то время, это принимать отвратительную мысль, что осталась одна. От мысли что Даня мёртв, я чувствую себя крошечной, ничтожно маленькой, будто даже капля пота, бегущая по виску Паши способна сбить меня с ног и утопить. Но в то же время я ощущаю себя необъятной, безразмерной, словно если глубоко вдохну, здание клуба затрещит по швам, сваи сломятся от натиска и я стану причиной гибели всех людей под этой крышей.

Толпа вдруг сливается в пёструю жижу, не способную быть чем-то важным, будто ни у кого из людей вокруг никогда не было лица и никогда не будет. Они лишь масса. Все они не