– Хайль! Отличные новости! Пусть охраняют в надежде, что мы станем их там атаковать. Передайте приказ командирам отвлекающих подразделений: ни в коем случае не снижать уровень имитации возни на рубежах! – Спокойный Гилберт оживился и сказал сам себе: – Смертельный удар мы нанесём им в самое сердце. Неожиданно и быстро, как это делают кобра или скорпион. Их укрытие станет их могилой. – Неожиданно его блуждающий взгляд наткнулся на связиста, всё ещё стоявшего возле стола. – Свободен! Новую информацию докладывать незамедлительно!

– Есть! – Офицер снова вскинул руку и щёлкнул каблуками.

* * *

Как только Тито покинул пещеру, члены Верховного штаба приступили к обсуждению другого, но не менее важного для них вопроса.

– И последнее, – поправив указательным пальцем очки на носу, начал Кардель. – Завтра нашему дорогому другу и боевому соратнику Иосипу Броз Тито исполняется пятьдесят два года. Это событие нельзя оставить в стороне. Этим мы не только поднимем боевой дух товарища Тито, доказав, что мы все – единое целое, но и покажем, что готовы широким фронтом продолжать наше общее дело.

Раздались согласные возгласы:

– Мы никогда не сдадимся!

– Так и поступим!

В обстановке полного единодушия был избран оратор для поздравления от имени всех именинника.

* * *

В своём домике будущий именинник с улыбкой наблюдал за тем, как его любовница играет с Тигром. Такую красавицу назвать боевой подругой не поворачивался язык. К ней также не подходила презрительная аббревиатура ППЖ, принятая в советских войсках. Красота всегда должна попадать в достойные и надёжные руки, в данном случае это были его руки. Судьба стёрла из его жизни Пелагею и Люцию, но шрамы на сердце остались, их лица иногда непрошено всплывали в его памяти. Его можно называть «диктатором», «монстром» или «изворотливым лисом», но он всегда останется человеком. Да и жизнь брала своё. Теперь рядом с ним эта темноволосая и темнобровая красавица, и ему было хорошо.

– Йожа, – домашним прозвищем обратилась к нему Зденка. Он когда-то ей проговорился, что так его звали дома в Кумровце. Зденка инстинктивно использовала этот секретный ключ-пропуск в минуты наибольшей духовной близости. – Скажи, как ты будешь завтра праздновать свой день рождения?

– Понятия не имею, Зденка, не до этого, – отчасти слукавил Тито.

– Да ты что! – задохнулась от возмущения девушка. – Жизнь не должна проходить мимо! Особенно в трудные времена! Всегда нужно находить повод для радости.

– У меня есть такой повод для радости. Даже два.

– Что это? – приступила к допросу Зденка.

– Не что, а кто. Это Тигр и… – В комнате повисла пауза. Было слышно, как дышит пёс и бьются в окно ночные мошки. – И ты.

– Я серьёзно с тобой говорю, а ты, как всегда, шутишь, – слегка наигранно насупилась Паунович.

– У меня есть мечта – после победы объявить двадцать пятое мая Днём юности. Пусть поёт и гуляет вся Югославия! Пусть у всех будет прекрасное настроение! Пусть все смеются, радуются, влюбляются, дарят друг другу цветы, играют свадьбы! А я… Нет! Мы с тобой будем заряжаться энергией праздника, радости и любви от молодёжи и будем молодеть сами!

– Но я не старая!

– Конечно! Но этот праздник будет продлевать твою молодость, а мне будет давать силы быть рядом с такой прекрасной женщиной, как ты! И через десять лет, и через двадцать! Приятно, когда на твой день рождения гуляет вся страна. И не по принуждению или из подхалимских чувств, а потому что всем хорошо и весело. Но для этого необходимо победить в этой ужасной войне.

– Я уверена, что так и будет! – улыбнулась Зденка и кинулась пытать Тигра: – А ты, Тигр, веришь в это?

Овчарка вскочила на лапы и с готовностью залилась радостным лаем.

– Лично мы с Тигром уже сейчас собираемся на этот праздник и приглашаем тебя вместе с нами! – сказал Тито.

Зденка долго искала в глазах маршала хотя бы намёк на неискренность. Но в глазах прожжённого революционера, который за свою долгую политическую карьеру прекрасно на учился не выдавать своих истинных чувств, не было намёка на иронию или неискренность. Может быть, это был один из тех немногих моментов, когда грозный военачальник и маршал Тито, превратившись в маленького и наивного Йожу, был искренним и ему нечего было скрывать от девушки. Он смотрел на Даворянку так, что она прочла в его взгляде то, что хотела прочесть. После затянувшейся паузы на её лице появилась игривая улыбка, и, не отводя своих карих глаз от его лица, она произнесла:

– Приглашение таких видных мужчин ох как льстит моему самолюбию! Грех его игнорировать! Я с радостью принимаю его!

Теперь уже Тито искал в глазах девушки следы двойной игры. Но её взгляд излучал только любовь. И маршал с удовлетворением решил, что она адресуется ему, и улыбнулся.

* * *

Снизу, из-под дверей сарая, тоненькой струйкой тянулся сизый дым. Кто-то бился в дверь конюшни, пытаясь вырваться из этого огненного ада. Огромные створки ходили как крылья бабочки, но запертым не удавалось их открыть. Алексею удалось оторвать верхний брус, державший двери сарая. Гвозди неожиданно выскочили из досок, и он рухнул на спину. Облака и небо заслонили лицо Катюши. Простоволосая, но абсолютно седая, она показывала ему куда-то в сторону. Повернув голову, он увидел выступающие из тумана яблони. Катя обрадованно закивала и махнула в сторону деревьев. Поднявшись, он увидел, что сестричка показывает туда же. Дым и пламя над конюшней застыли и казались фанерными. Все замерло, лишь две фигуры указывали ему на сад.

Открыв глаза, Алексей понял, что старшины Екатерины Васильевны Семеновой больше нет среди живых. Сердце стукнуло и замерло в груди. Вот ещё одна потеря войны. Но судьба, забрав романтическую влюблённость, подарила настоящую любовь. А Катя… Катюша, Катенька, превратившись в ангела-хранителя, станет парить над ними. Ей не довелось испытать обыкновенного женского счастья, но она станет беречь и охранять их. «После войны обязательно нужно будет съездить в Питер. Посмотреть, где она жила, где ходила, на что смотрела. Если будут живы родители, зайти к ним, рассказать, какая у них была… прекрасная дочь, – подумал Алексей. – Но со всеми чувствами будем разбираться после войны».

Нужно было исполнять то, что ему велели во сне. Тихо поднявшись с лежака, поскольку личная охрана Тито уже спала в одежде, старший сержант растворился в надвигавшихся сумерках, уверенный, что никто не увидит.

Дорогу до госпиталя он пролетел, как тёплый ветерок, – быстро и незаметно. Камешек, брошенный в окно, слабо звякнул о стекло. За занавеской в синий цветочек мелькнуло лицо Милки. Вспыхнуло неожиданной радостью и тут же исчезло. Через мгновение девушка была уже на крыльце. Её руки обвили шею Алексея. Он потянулся губами, но Милка ладошкой остановила его. Влюблённый взгляд заскользил по лицу Алексея, всякий раз возвращаясь к его глазам, сияющим каким-то магическим светом. Одними губами произнесла: «Не сейчас». Она властно повлекла бывшего полкового разведчика за собой.