лет, чтобы завершить то, что началось с семьи Фостер. Либо он был похож на кота, играющего со своей добычей, либо я упустила какую-то важную деталь истории.

В голове пульсировало. Мысли нахлынули на меня: бессистемные, несформированные, мечущиеся. Думать каким-либо организованным образом было все равно что плыть против течения. Я закрыла глаза, заставив себя сосредоточиться.

Течения. Волны. Голова Лайзы покачивается прямо над водой. Вспышка светлых волос. Красный цвет вокруг, поглощающий нас. Дым, так много дыма! Обрывки воспоминаний перемешались со всепроникающей, колотящей мозг тревогой. Я пыталась закрепиться здесь и сейчас, почувствовать дерево под бедрами и веревку на запястьях, но не могла сосредоточиться, не могла удержаться.

Течения. Волны. Красная дверь, красная крыша и красное солнце над невероятным аквамариновым Ионическим морем.

Красная кровь в пустом коридоре.

Красный разрез рта, открытый, кричащий.

Дым. Удушье. Ужас.

Я попыталась распахнуть глаза, защищаясь от нападения, но веки были тяжелыми, невыносимо тяжелыми, я слишком устала. Держись, Конни.

За самое короткое мгновение, похожее на яркую вспышку молнии над головой, я узнала все, что можно было знать о произошедшем. Выходит, все это было во мне, но похоронено, словно тела этих несчастных, глубоко под поверхностью моего сознания, моей души.

Правда, которая погребена под покрывалами и красными вуалями.

Глава сорок седьмая

Ева ФостерНихла, Нью-Мехико – 1997 год

Пистолет в руке Евы казался тяжелым.

«Это слишком просто», – подумала она, сидя рядом с Флорой в машине, пропахшей прокисшим молоком и детской присыпкой. У нее болела голова от напряжения, волнения и осознания того, что она наконец-то найдет свою неблагодарную дочь. Что, черт возьми, она будет делать с Келси, когда найдет ее? Запрет в подвале, пока ей не исполнится двадцать один год? Ева не имела над ней никакой власти, и это ни черта бы не изменило в ее поведении.

Впрочем, решение может быть принято позже. Как только она увидит, в какой форме девочка. Как только она поймет, заставило ли Келси это маленькое приключение – это чертово фиаско! – в принципе раскаяться. Сомнительно. Келси, как и ее отец, была тем, кого психиатр однажды назвал «социопатом в процессе становления». Социопаты не раскаиваются. Они просто продолжают причинять людям боль, пока кто-нибудь не заставит их остановиться.

Ева пристально посмотрела на Флору. Несколько кудрявых седых волосков выбились из ее безупречных черных волос. Морщинки от нахмуренных бровей врезались в ее молодую кожу. Ева заметила сжатую челюсть, побелевшие костяшки пальцев, красные глаза, эти ужасные синяки на шее. В другой жизни, возможно, они с Флорой могли бы быть друзьями. Дружба, рожденная страданием. Может быть, даже дружба, основанная на понимании.

Но прямо сейчас Флора была ее врагом. И Ева сделает то, что обязана сделать, дабы защитить себя.

Флора молча ехала по главной дороге Нихлы. Она свернула в переулок и заехала за ряд домов, втиснув машину между двумя мусорными контейнерами. Ева узнала заднюю часть бара Джека. Район был тесным и уродливым, каждый узкий дом казался еще более ветхим и заброшенным, чем предыдущий. Она в замешательстве посмотрела на свою заложницу.

– Мы припаркуемся и подождем, – сказала Флора. Ее нога дрожала, кожа побледнела до цвета свернувшегося молока. Но ее тон был железным.

– Это то место, где держат мою дочь?

– Мы паркуемся и ждем.

Ева повела пистолетом.

– Ты забыла, кто тут главный?

– Ну так стреляй! Ну же! Это будет благословением. – Улыбка Флоры змеей изогнулась на ее лице – горькая улыбка, полная гнева и отвращения, и Ева невольно отшатнулась. – Никто из нас не главный.

Секунды превращались в минуты, пока не прошло почти полчаса. В машине было тепло, детский запах усиливался по мере того, как воздух становился спертым. Ева потянулась к оконной ручке, но Флора вытянула руку, чтобы остановить ее.

– Не трогай.

Как и шея, ее запястье, выглядывающее из-под дешевой ткани, было отмечено круглым синяком. Ева перевела взгляд на лицо женщины.

– Ему нравится связывать меня, – пояснила Флора ровным голосом. – Он не всегда был таким. Когда-то он был добрым, щедрым. Но теперь… Я никогда не знаю, что получу.

Ева глубоко вздохнула и уставилась в пустынный переулок.

– Мой покойный муж тоже любил игры. Его любимая игра заключалась в том, чтобы связать меня на несколько часов и оставить в таком состоянии, чтобы я не имела ни малейшего представления, когда он вернется. – Она обратила внимание на свои руки. Неоновый лак для ногтей, нанесенный как часть ее маскировки, сейчас вызывал ощущение руки незнакомки. – Однажды он оставил меня вот так больше чем на день.

– И что ты сделала?

– Я справилась.

Ева согнула руки. Она все еще чувствовала, как металл впивается в запястья, как проволока привязывает ее лодыжки к кровати. Он оставил воду в бутылочке для хомяка, подвешенной над ее головой, но никакой еды. Чистая ненависть превратилась в панику и, в конце концов, в отчаяние. О да, она прекрасно справилась!

Келси было семь. Она сбежала от няни и вошла в их комнату в поисках отца. Вместо этого обнаружила мать привязанной к кровати, в луже собственных испражнений.

– Помоги мне, – сказала Ева, проглотив свой стыд. – Ключ вон там, на полке. Дай его мне, Келси.

Взгляд Келси выражал удивление, затем отвращение, затем холодную оценку. Ее маленький подбородок выдавался вперед.

– Почему папа это сделал?

– Он забыл обо мне, вот и все.

– Ты плохо себя вела?

– Конечно нет.

– Хм… – Келси подошла к комоду и взяла ключ. Перевернула его, изучила.

– Келси, дай мне ключ.

– Папа говорит, что иметь возможность что-то делать самому – это уже половина удовольствия. Должно быть, он хотел, чтобы ты это поняла.

Папа – монстр.

– Папа потерял счет времени, вот и все. Это не игра, Келси. Дай мне ключ.

Келси положила ключ на край кровати, вне досягаемости Евы, и повернулась, чтобы уйти.

– Келси, черт возьми, дай мне ключ.

– Ты должна заслужить его, мамочка. Разобраться самостоятельно.

Она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Лиам вернулся четыре часа спустя. Он довольно рассмеялся, когда услышал о поведении Келси…

– Ты ненавидела его? – спросила Флора, прерывая размышления Евы.

– Да.

– Как он умер?

Ева уставилась на ветхие дома. Когда она найдет Келси, отведет ли она ее домой?

Или заставит ее заплатить?

– Ева, как умер твой муж?

Она повернулась к молодой женщине.

– Он попал в автомобильную аварию.

Флора медленно кивнула.

– Я сожалею о твоей потере.

На этот раз уже улыбка Евы была змееподобной и уродливой.

– Не стоит, – сказала она. – Сама я точно не сожалею.

Глава сорок восьмая

Констанс ФостерНихла, Нью-Мехико – наши дни

Зовите меня мамой. Ужасающие ощущения паники, боли, ужаса. Мама. Я не могла проснуться, не могла убежать. Я проспала несколько часов, может быть, целый день, пойманная в ловушку кошмара.

Холодная вода привела меня в сознание.

– Вставай, Конни. Ну же. Не усугубляй ситуацию.

Мама. Холодная вода. Обжигающий жар. Удушье. Паника. Мама. Не сон – воспоминание. Череда воспоминаний. Череда воспоминаний, которые то появлялись, то исчезали из фокуса, как