— Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.

— Нет, не понимаю. Но в любом случае, Дмитрий, вы, кажется, забыли, что дома вас ждет прекрасная жена.

— Да, моя прекрасная Антонина. Но вы ошибаетесь, Лида. Я ни на секунду не забываю о своей жене. — Тоска, серая и мягкая, как тень, послышалась в его голосе. — Дело в том, что это она посоветовала мне, раз я не могу помочь ничем иным, принести вам все эти подарки.

— Как это любезно.

Он вежливо улыбнулся.

Лида старалась не замечать, до чего легко ему удавалось быть обаятельным. Элегантность казалась естественной частью его натуры, шла ему так же, как его сшитое на заказ кожаное пальто, к тому же его рыжие волосы пробуждали в ней целый калейдоскоп воспоминаний об отце, отчего у нее по коже шли мурашки. По какой-то непонятной ей причине в присутствии этого мужчины жизнь в Китае начинала казаться чем-то странно далеким и полузабытым. И от этого на душе у нее скребли кошки, хоть она и боялась признаться себе в этом.

— Я благодарна вам за вашу щедрость, — она резко сменила тон, — но я не могу принять эти подарки.

И все же одна рука выдала ее: прошлась по выпуклостям коричневого пакета так же ласково, как будто это была не грубая упаковочная бумага, а мягкие бархатистые уши Серухи. Лида отдернула ее.

— Я пытаюсь помочь вам, Лида. Не забывайте об этом.

— Если так, то, пожалуйста, скажите мне, Дмитрий, на какой улице находится тюрьма номер 1908.

— Ох, Лида, если бы я знал, я бы сказал.

— Может быть, вы не хотите этого знать?

— Может быть.

Если она собиралась разыскать отца, Малофеев был ей нужен. Ей были нужны его связи, его знание тюремной системы, его опыт. Ей не давала покоя мысль, что кто-то, стоящий на советской партийной лестнице рангом выше, мешал ему.

— Кому известно, что вы здесь?

Оставив вопрос без ответа, он поднял чашку с чаем, которая остывала рядом с ним на подоконнике, спокойно и неторопливо отпил, как будто был погружен в какие-то свои мысли, и аккуратно поставил обратно. Только после этого он снова посмотрел на Лиду, и в тот же миг ей бросилось в глаза, какая перемена произошла с ним. Взгляд его сделался прямым и жестким. Это напомнило ей, что еще совсем недавно он был начальником лагеря.

— Лида, послушайте меня. Советская Россия еще очень молода. Она растет и учится. С каждым днем мы приближаемся к нашей цели — созданию справедливого и гармоничного общества, в котором равенство будет считаться таким естественным, что нам будет казаться невероятным то, с чем приходилось мириться нашим отцам и дедам.

Она не ответила и не отвела взгляда. Пульс ее участился, и солнечный свет, лившийся в окно за спиной Малофеева, казалось, воспламенил его волосы.

— А исправительно-трудовые лагеря? — спросила она. — Этому вы учите свою подрастающую малышку советскую Россию?

Он кивнул.

— Страх? Доносы? — настойчиво продолжала она.

— Да. — Он поднялся с подоконника. Обычное неторопливое движение, которое почему-то заставило Лиду насторожиться. Отступив от окна, он вдруг стал казаться выше и темнее. — Народ России нужно научить мыслить по-новому.

Он подошел к ней ближе.

Сердце ее бешено заколотилось.

— Иене Фриис даже не советский гражданин, — заметила она. — Он датчанин. Какой смысл учить его мыслить по-новому?

— Это станет примером для других. Это показывает, что никто из тех, кто занимается антисоветчиной, не будет чувствовать себя в безопасности. Никто, Лида. Ни один человек не может быть важнее советского государства. Ни я… — Он на секунду примолк. — Ни вы.

Она попыталась дышать медленнее, но не смогла. Внезапно он схватил ее за руки и сильно встряхнул. Не издав ни звука, она попыталась вырваться, но его пальцы без труда удержали ее.

— Отпустите, — прошипела она.

— Теперь вы видите. Лида, — холодно произнес он, — как страх меняет человека? Посмотрите на себя сейчас. Глаза расширились. Маленький львенок, готовый вырвать когтями мое горло. Но когда я отпущу вас, вы чему-то научитесь. Вы научитесь бояться того, что я мог сделать. С вами, с вашими друзьями, с Пенсом Фриисом, даже с этим вашим чертовым китайским любовником. Это будет сдерживать вас. Вот как работает сталинская карательная система.

Он улыбнулся. В этом неровном искривлении рта не было угрозы, только лишь предупреждение. Она посмотрела прямо в его серые глаза. Осторожно кивнув головой, он разжал пальцы. Она не шевелилась. И тут он без малейшего колебания нагнулся и впился ей в губы. Твердо, жадно. Его рука легла ей на грудь. Она сделала шаг назад, и он не остановил ее.

— Вам придется научиться использовать страх, — промолвил он. — Запомните это, Лида. — С игривым видом он кивнул ей. Обаяние снова вернулось к нему. — Я не собирался вас обидеть. Просто хотел, чтобы вы поняли.

Она была слишком рассержена, чтобы говорить, но по-прежнему смотрела ему прямо в глаза.

— Можете дать мне пощечину, если от этого вам станет легче, — весело усмехнувшись, предложил он.

Она отвернулась, не в силах больше смотреть на него. Не проронив ни слова, он вышел из комнаты, спокойно закрыв за собой дверь. Лиду затрясло. Внутри нее все клокотало от злости. Горячей и болезненной, обжигающей горло. Она быстро подошла к окну и провела взглядом удаляющуюся высокую фигуру Дмитрия Малофеева, который шагал через погруженный в полутьму двор. Не поворачивая головы, он поднял одну руку и помахал на прощание — он не сомневался, что она смотрит на него.

Когда он исчез в арке, она уткнулась лбом в холодное стекло, чтобы заморозить мысли. Но не злость. Она была нужна ей. Потому что злость эта была направлена не на Дмитрия Малофеева, а на нее саму. Лида застонала, громко и протяжно, и несколько раз ударила лбом в стекло, как будто это могло избавить ее от возникших в голове образов. Прикосновение его губ. Пряный запах одеколона. Его горячее дыхание у нее на лице. Его пальцы, мягко легшие ей на грудь.

Откуда оно, это предательское ощущение наслаждения, которое ощутила она? Она ненавидела его. Но еще хуже то, что она возненавидела себя.

В ванной было холодно. До того холодно, что Лида видела свое дыхание. Под потолком висела голая электрическая лампочка, похожая на тусклый желтый глаз. Влажное пятно спускалось по стене длинным пальцем, который вспучивал краску, как будто под ней проползло что- то живое. Общей ванной пользовались строго по расписанию, и сегодня была не ее очередь купаться. Она встала на полотенце, чтобы не чувствовать холод ногами, и начала снимать одежду.

Юбка. Кофта на пуговицах. Блузка. Белье. Она бросала их в кучу на полу, пока не разделась полностью. Глаза ее старательно избегали маленького квадратного зеркала, висевшего на стене над ванной, потому что она не хотела видеть, как выглядит измена. Какого она цвета. Какой она формы. Какие борозды она высекает на лице. Лида пустила холодную воду и начала мыться.