– Где нашли его? – спросил Амелиус, хватаясь за шляпу.

– Некуда спешить, сэр, – спокойно отвечал Моркрос. – Когда я имел честь видеть вас вчера, вы говорили, что желаете привлечь Жервея к ответственности за совершенный им обман. Вы теперь избавлены от этого труда. Сегодня вечером нашли его тело в реке.

– Утопился?

– На теле его оказалось три раны, нанесенные острым орудием, после чего и был он брошен в реку, таков рапорт освидетельствовавшего его хирурга. Донесение же полиции гласит: «Обобран начисто, так как все карманы оказались пусты».

Амелиус молчал. В его расчеты не входила мысль, что преступление влечет за собою другое преступление и что преступник может таким образом ускользнуть от него. В эту минуту он был разочарован, он сознавал, что жажда мести примешивалась к высоким, одушевлявшим его побуждениям. Он чувствовал неловкость и стыд и по обыкновению спешил скрыться от непрошеных мыслей.

– Уверены ли вы, что это тот самый человек? – спросил он. – Мое описание могло ввести полицию в заблуждение, я бы хотел сам видеть его.

– Если угодно, сэр. Тем временем, если вам будет желательно проследить за украденными деньгами, нам может быть удастся (о чем я уже слышал) узнать о приобретении их косым человеком. Есть основание предполагать, что он принимал участие в грабеже, если не он совершил убийство.

Час спустя Амелиус в сопровождении Моркроса переступил порог мертвецкой, расположенной на южном берегу Темзы, и увидел тело Жервея распростертым на каменных плитах. Сторож, державший в руке фонарь, привычный к таким ужасным зрелищам, заявил, что тело находилось в воде не более двух дней. Всякий, видевший убитого, лицо которого не было нисколько повреждено, мог сейчас же узнать его. Амелиус узнал его мертвого так же хорошо, как узнал живого, когда увидел его с Фебой на улице.

– Теперь, если вы желаете, сэр, – сказал Моркрос, – полицейский инспектор пошлет сержанта за «Зелеными бельмами» – прозвище, данное человеку, подозреваемому в грабеже. – Мы можем взять сержанта с собою в кеб, если желаете.

С южного берега реки отправились они в направлении к западу, час спустя остановились у трактира. Сержант вошел в дом один, чтоб сначала навести справки.

– Мы опоздали на целый день, сэр, – заявил он Амелиусу, вернувшись к кебу. – «Зеленые бельма» был здесь прошлой ночью и с ним мистрис Соулер, судя по описанию. Оба пьянствовали, и женщина в особенности. Трактирщик ничего более не знает о них, но здесь есть мужчина, который сказывал, что слышал о них в Сырне.

– В Сырне? – повторил Амелиус.

Моркрос счел за нужное дать ему некоторые объяснения.

– Это старый дом, сэр, некогда построенный среди поля. Сто лет тому назад там помещалась сырня, и это название осталось за ним до сих пор, хотя теперь это ничто иное, как постоялый двор.

– Самое скверное место по эту сторону реки, – прибавил сержант. – Содержатель освободившийся каторжник, хитрец, принимающий краденые вещи. Между его жильцами можно встретить всевозможных мошенников, начиная от карманников до воров, вламывающихся в дома. Моя обязанность продолжать розыски, но такому джентльмену, как вы, лучше быть подальше от такого места.

Расстроенный зрелищем, представившимся ему в мертвецкой, и возбужденными им воспоминаниями, Амелиус хотел приключений, которые бы облегчили ему душу. Даже перспектива посетить воровской притон казалась ему приятнее возвращения домой.

– Если не представляется к тому серьезных возражений, то я, признаюсь, желал бы повидать это место, – сказал он.

– С нами вы будете в безопасности, – отвечал сержант. – Если вам не противен этот народ и это место, то поедемте, сэр! Извозчик, вези нас к Сырне.

Теперь они повернули к югу через настоящий лабиринт узких и темных улиц. Два раза извозчик должен был спрашивать дорогу. Во второй раз сержант, высунув голову в окно кеба, закричал: «Стой, здесь что-то происходит!»

Они вышли перед длинным, низким домом, совершенной противоположностью новейших построек. Время было позднее, но у дверей собралась целая толпа. Полиция была тут и водворяла порядок.

Моркрос и сержант проложили себе путь через толпу, ведя Амелиуса между собою.

– Что-то неладно в кухне, там позади, – сообщил полицейский сержанту, отворяя дверь с улицы. В конце небольшого коридора была другая дверь, у которой стоял караул. «Здесь надо осторожно спускаться вниз», – сказал караульный, узнав сержанта, и, вынув из кармана ключ, отпер дверь.

– Содержатель Сырни знает своих жильцов, – прошептал Моркрос Амелиусу, – место охраняется, как тюрьма.

Когда они прошли вторую дверь, до них донесся снизу дикий голос, выкрикивавший неразборчивые слова. Навстречу им, прихрамывая, поднялся по лестнице старик с страшным испугом во взоре и с волосами, в беспорядке падавшими ему на лицо.

– О! Господи! Принесли вы какие-нибудь инструменты, чтоб выломать дверь? – спросил он в отчаянии, ломая руки. – Она хочет поджечь дом! Хочет убить мою жену и дочь!

Сержант с живостью оттолкнул его с дороги и, осмотревшись кругом, сказал Амелиусу.

– Это хозяин, держитесь ближе к Моркросу и следуйте за мною.

Они стали спускаться по лестнице, и с каждым шагом неистовые крики слышались громче и громче. Они проложили себе дорогу между ворами и бродягами, столпившимися в проходе. Оставив вправо от себя плотную дубовую дверь, крепко запертую, они вышли через другую железную дверь на вымощенный камнем двор. Здесь в задней стене дома в трех или четырех футах от земли увидели они окно с решеткой. Комната была освещена газом. Несколько человек полицейских сдерживали наиболее любопытных жильцов. Между зрителями был мужчина с отвратительными косыми глазами, он стоял у окна пьяный и смотрел в него в ужасе. Сержант, увидев его, приказал одному из полицейских: «Сведите его в часть, мне нужно поговорить с Зелеными бельмами, когда он протрезвится. А теперь расступитесь, пропустите нас посмотреть, что делается в кухне».

Он взял Амелиуса под руку и провел его к окну. Даже сержант вздрогнул, увидев представившуюся его взорам сцену.

– Боже мой, – вскричал он, – это тетушка Соулер!

Это была действительно тетушка Соулер. Ужасная женщина кружилась посредине кухни, как зверь в клетке, она от пьянства пришла в исступление, называемое белой горячкой. В дальнем углу комнаты укрывались за столом жена и дочь трактирщика, в страхе за свою жизнь. Сильно пущенный газ, высоко поднимаясь к почернелому потолку, резко освещал тяжелые засовы, которыми была заперта крепкая дверь. Разве только таран был бы в состоянии выломать эту дверь с той стороны. Чтоб проложить дорогу через окно, нужно было час работы на то, чтоб перепилить решетку.

– Как она попала сюда? – спросил сержант.

– Сбежала с лестницы и сама заперла засовы в тот момент, когда хозяйка с дочерью были заняты стряпней, – отвечал кто-то из толпы, стоявшей на дворе.