Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мистер Кокоц? – позвал Дрейк, вклинившись в толпу и похлопав Сэмми Рэя по плечу.
Сэмми Рэй обернулся, продолжая танцевать.
– Если мы хотим попасть назад в Пунта-Маргариту к рассвету, надо торопиться.
Сэмми Рэй стал похож на ребенка, который только что уронил в лужу свой полуметровый хот-дог.
– Думаю, пришло время прощаться, – сказал Икс-Ней, и я понял, что он имеет в виду.
Африканский ритм все еще звенел в наших ушах, когда Икс-Ней и Сэмми Рэй садились в резиновую шлюпку. Я развязал булинь, и Роберто повел лодку к самолету.
– У тебя очень обеспокоенный вид, – заметил Икс-Ней.
– Все происходит слишком быстро.
– Мир вращается со скоростью тысяча миль в час. Это еще ничего, – сказал Икс-Ней и улыбнулся.
– И я беспокоюсь о Мистере Твене, – признался я.
– Талли, мы сегодня вытащили тебя из такой передряги, а ты сомневаешься, что мы сумеем присмотреть за твоей лошадкой и картинами. Как только устроишься на Кайо-Локо, мы их тебе доставим. Тебе не о чем волноваться.
– Как ты узнал, куда я еду? – спросил я.
– Я же шаман, забыл? Кроме того, Клеопатра мне сказала. Похоже, место интересное.
– Думаю, я это скоро выясню.
Шлюпка подошла к хвостовому отсеку гидроплана, Дрейк запрыгнул на борт, и мы общими усилиями затолкали Сэмми в люк. В лодке, мерно подпрыгивающей на волнах, остались только я и Икс-Ней.
– Спасибо за все, Икс-Ней, – сказал я, беря его за руку. – Мне так и не удалось по-настоящему отблагодарить Арчи, Баки и капитана Кирка. Скажи им…
– Не надо ничего говорить, Талли. Для этого друзья и существуют.
Звякнула цепь – это Дрейк втащил якорь через носовой люк.
– Сэмми Рэй, пожалуйста, передай Донне Кей и Кларку мои наилучшие пожелания и скажи им, что мне жаль, что я не попаду на их свадьбу! – прокричал я в кабину.
– Хорошо, – отозвался Сэмми Рэй со смехом. – Ты всегда желанный гость в «Розландии». Да, и я постараюсь уладить дело с Тельмой.
– Я был бы страшно признателен.
– Береги себя. На твоем месте я бы держался подальше от всяких пенных вечеринок, – посоветовал Икс-Ней.
– В качестве хоть какой-то компенсации я дарю тебе мой ялик, – сказал я ему.
– Что? – спросил ошарашенный Икс-Ней.
– Все ты слышал. Он твой, и даже не вздумай отказываться. А то боги океана разгневаются.
Завращались пропеллеры, и двигатель ожил. Я отпустил крыло, и самолет заскользил по воде.
Роберто отвел шлюпку в сторону, и мы остались понаблюдать за взлетом. Судя по исчезающим у границ канала отмелям, начинался прилив. Я окунул босую ногу в океан – чувствовалось, что вода прибывает. Я смотрел на лагуну, корабль и самолет, и вспоминал день, когда загрузил Мистера Твена в трейлер и решил отвезти его на побережье. Даже в самых смелых мечтах я и представить себе не мог, что окажусь в таком месте.
Гул мотора вдалеке усилился, и самолет, оставив за собой белый пенный след, элегантно скользнул по гребням волн и взлетел. Выполнив грациозный поворот, он, едва не коснувшись мачт «Лукреции», начал медленно набирать высоту. Мы вернулись на шхуну.
Когда мы подняли шлюпку на палубу, солнце уже клонилось к закату, и прилив ринулся в лагуну. Вечеринка сворачивалась. Моряки прощались с родными. Вдруг я услышал знакомый звук, и по моей спине побежали мурашки. Соломон стоял на бушприте и трубил в большую раковину. Это была песня океана.
– Прилив! – выкрикнул Соломон – Лукречане, к отплытию!
Провожающие вереницей двинулись к трапу и расселись по своим лодкам. Они лучших других знали, что прилив ждать не будет.
Подняли якорь, расправили паруса, и «Лукреция» вышла из Лагуны Стрекоз в открытое море, подгоняемая течением и ветром с суши. Солнце скрылось за горизонтом, и очертания берега стали еле видны. Сменились вахты, и когда Клеопатра вышла на палубу, у штурвала уже стоял мистер Соломон.
– Я так не танцевала уже много лет, – сказала она и улыбнулась. Наступила долгая тишина. Потом она прибавила: – Ты думаешь о том, правильное ли решение ты принял, да?
– Вроде того.
– Это называется быть между Сциллой и Харибдой, – сказала она.
– Что-то греческое? – пошутил я.
– Греческое. Гомер.
– «Одиссея»?
– Тебе туго пришлось в Сан-Педро. Но это ерунда по сравнению с тем, что пришлось пережить бедному Одиссею.
– Что-то я не помню про Сциллу и Харибду.
– В своем легендарном плавании Одиссею однажды пришлось проплыть по узкому каналу. Смертельная опасность угрожала ему с обеих сторон. – Клеопатра оглядела паруса. – Думаю, мы можем поставить шпринтовый парус, мистер Соломон.
– Есть, капитан, – отозвался Соломон из-за штурвала и приказал вахте поднять парус.
– Итак, – продолжала Клеопатра, – Сцилла была прекрасной девушкой, возлюбленной Посейдона, бога моря, но соперница Амфитрита накормила ее колдовскими травами, и она превратилась в чудовище. Она была ужасна на вид: шесть голов, в каждой по три ряда зубов.
– Типичная Тельма Барстон, – вставил я.
– Драконы имеют множество обличий. Мягко говоря, Сцилла была недовольна своей судьбой. Она обозлилась на мир и поселилась на горе в пещере, выходящей на море. Когда мимо проходили корабли, каждая из ее ужасных пастей выползала из пещеры и хватала по моряку.
– Очень похоже, – сказал я.
Клеопатра одним глазом присматривала за поднятием паруса.
– Это еще не все, – продолжала она. – На другой стороне узкого канала, под необъятным фиговым деревом притаился страшный водоворот – Харибда. Трижды в день она поглощала воды пролива, а затем выплевывала обратно. Одиссей должен был проплыть между Сциллой и Харибдой.
– Там, куда мы направляемся, будет что-то вроде этого? – спросил я.
– Никогда заранее не знаешь. – Клеопатра посмотрела вдаль. – Впереди может быть водоворот или пара водоворотов – вроде того, что недавно засосал тебя во всю эту пену и выплюнул на Отмели Стрекоз.
– Там я и правда в третий раз почувствовал, что иду ко дну. Но всему виной моя собственная глупость, – сказал я.
– Я не уверена, что дело в глупости. Вам, мужчинам, свойственен один недостаток: вы часто думаете головкой, а не головой. А может быть, все дело в том, что ты забыл вот это. – Она вытащила из кармана раковину Листера, а потом едва ли не ласково прибавила: – Какова бы ни была причина, суть в одном: как и Одиссей, ты прорвался. Ты все еще здесь.
– Это да. – Трепещущими пальцами я взял раковину.
– Держись этой раковины, хорошо? – прибавила она.
Мы смотрели на сумеречное небо и первые звезды, что проклевывались сквозь черный таинственный занавес Вселенной.