Дедок собрал распущенную пращу в ладонь, потер поясницу и заковылял к добыче – до убитой птицы (перед смертью она чистила клюв на камне) было не менее 30 метров.

У ошарашенного этим действом Семена возникло сразу две мысли: где-то он про такую технику читал. И вторая: так не бывает! Всякое там прицеливание – бутафория! Какой смысл что-то куда-то наводить, если снаряд пойдет с другого места?!

– Покажи еще раз! – попросил он. – Только медленно! И птиц не бей – я тебе сейчас мишень поставлю!

Семен побежал к невысокой известковой скале, намереваясь водрузить на нее камень или обломок бревна, валяющийся у основания.

Добежал, нагнулся и… замер.

Это был не камень и не обломок. Сверток знакомого вида. И он шевелился!

Плохо соображая, что делает, Семен протянул руку и пальцем отогнул край шкуры. Сморщенное, посиневшее от натуги детское личико…

– Да, – кивнул старик. – Всех сосунков оставили.

– Какого черта?! Почему?!

– Они все равно умрут зимой… Лучше отдать Уткэ…

– Ур-роды! Где они?! Сколько их было?!

– Не знаю… Вон там есть, и там…

Довольно долго Семен бегал по пляжу и орал на разных языках:

– Всех собрали?! Всех?! Или еще где-то есть?! Где?! Где?!

Потом он немного успокоился, отдышался и почти вернул себе способность соображать. Трое младенцев были живы. Правда, кричать уже не могли.

Так круто Семен не влипал давно…

– Старик, я бы оставил тебя подыхать здесь, но… Но мне одному не дотащить их. Пошли!

– Зачем? Не мучай нас…

– Заткнись! На стоянке две тетки недавно родили – у них молока полно!

– Демоны…

– Какие к черту демоны?! У меня сына родного питекантроп вскормила! Давай, шевелись быстрее! Надо же так попасть…

Быстро передвигаться Нгычэн не мог – что-то у него было не в порядке с ногами. Семенов мат ускорению не способствовал – старик его не боялся. До поселка они добрались уже в сумерках.

Дополнительную нагрузку неандертальские мамаши приняли безропотно. Детский плач звучал над морем всю ночь.

Утром один ребенок был мертв, а у двух других – мальчика и девочки – сильный понос. Семен решил, что это непереносимость чужого молока и они обречены. Сделать он ничего не мог – только маяться и ждать.

К концу вторых суток вроде бы наступило улучшение. Дня через четыре Семен всерьез поверил, что дети, пожалуй, будут жить.

Нгычэна Семен поселил в своей норе на уступе, а сам переехал в зимнюю землянку наверху. Она была еще не достроена, но переезд все равно неизбежен – зима не за горами.

Больше никаких особенных катастроф ни осенью, с ее штормами, ни зимой, с морозами и метелями, не случилось. Возле дыхательных лунок люди пытались бить тюленей и нерпу. Занятие для неандертальцев оказалось весьма подходящим – часами сидеть неподвижно возле дырки во льду с гарпуном в руке было вполне в их духе. Добычи, пожалуй, не хватило бы на прокорм такого количества людей, но запасы всякой дряни были достаточно велики, а добавка го сырого мяса избавляла от угрозы цинги. Семен, впрочем, в основном свежатиной и питался – не в сыром виде, конечно.

Сборку нарты и переучивание собак он поручил Лхойкиму и Килонгу. Получилось это у них довольно быстро, и Семен заставил их строить еще одну нарту – впрок.. Сам же занялся делом более сложным и важным – байдарой.

Инженерно-технический подвиг начался с лазанья по залежам плавника и отбора подходящих (в смысле крепких и плотных) деревяшек. Таскать материал к жилищам Семен сам не стал, а заставил этим заниматься неандертальцев. После этого он приступил к созданию проекта большой морской лодки – десять метров длиной! Он назвал ее, конечно, «байдарой», хотя в ее конструкции обобщил все свои куцые познания об устройстве лодок подобного типа. Чертежей было много – на песке, потом на снегу, на камнях, на шкурах. По ходу дела пришлось ввести универсальную меру длины – сантиметр. Скорее всего, он немного отличался от настоящего, но придираться было некому. Суть идеи заключалась в том, чтобы каждую деталь не подгонять «по месту», а делать по заданному размеру. Собрать каркас на морозе невозможно, значит – нужно за зиму изготовить все элементы, которые соединятся вместе лишь весной. А элементов этих очень, очень много! Мачту, парус и соответствующую оснастку Семен решил не делать: вот уж это точно слабо!

Самое удивительное, что лодку весной действительно удалось собрать. Не обошлось, конечно, без переделок и подгонки, но в целом операция прошла успешно. Даже с обшивкой из моржовой кожи проблем почти не возникло. Гораздо труднее оказалось оборудовать место для хранения судна – не затаскивать же его каждый раз вверх по скалам. Пришлось ворочать камни и создавать этакий уступ в основании склона.

Как только просветы между льдинами стали достаточно широкими, лодку спустили на воду. Через 10—15 дней мучений добыча морского зверя стала регулярной, причем без Семенова участия. Моржей и тюленей было много, они опять двигались вместе со льдом куда-то на север. Семену же оставалось ловить с каноэ рыбу возле берега – для развлечения и разнообразия в питании. Ну, и размышлять, конечно: «Прошел год, и можно констатировать, что море кормит весьма обильно. Откуда тут столько зверя? Возможно, это вспышка рождаемости в последние годы за счет резкого увеличения кормовой базы. Постепенно все утрясется, и животных будет меньше. Это одна гипотеза. А вторая… Кто видел, кто знает, сколько было морского зверя до того, как человек стал его истреблять? Это ведь началось не в XIX веке – тогда всякие китобои-зверобои уже подчищали остатки в относительно труднодоступных местах. А в прибрежных водах Западной Европы морские млекопитающие были истреблены еще в первых веках нашей эры! И ведь, что самое обидное, кроме людей „циркумполярной цивилизации" никто не бил зверя ради еды. В основном ради жира и кож. В первую очередь ради жира. Техническая цивилизация „белого" человека почему-то веками испытывала жировой голод…»

Как ни лень было Семену, зимой он взял за правило ежедневно тренироваться – бегать и фехтовать пальмой. Терять форму ему не хотелось, особенно живя среди неандертальцев. Он и так рядом с ними часто чувствовал себя ущербным. Их мужчины могли непринужденно скакать с камня на камень, удерживая на плечах тушу приличного тюленя. Или, спускаясь к морю, спрыгивать с многометровых уступов.

Раз уж в поселке оказался туземец, Семен решил пристроить его к делу – чтоб не зря мясо ел. Неандертальскую девочку и троих мальчишек, стремительно превращающихся во взрослых мужчин, Семен заставил обеспечивать старика пищей и заодно (точнее, главным образом) изучать язык кытпейэ. Каждые несколько дней он проверял результаты и свирепо ругался и на учеников, и на учителя. Для себя же придумал новое физическое упражнение – на силу. Раз в день сажал старика к себе «на закорки» и спускался с ним по камням к морю. Потом, естественно, затаскивал обратно. На берегу Семен осваивал новую магию – пращи. Зачем ему это нужно, он не особенно задумывался – скорее всего, его просто заедало самолюбие: неужели к так и не освоенным первобытным «магиям» добавится еще одна?!