ф.с.), но эти деньги были займом, который должен был быть возмещен из английской казны. Как позже пожаловался Глостер, это было умышленное нецелевое расходование денег и ресурсов, которые можно было бы лучше использовать в другом месте[537].

Бофорт провел короткую кампанию на нормандско-бретонской границе, захватив Ла-Герш (и потеряв его снова "из-за неправильного управления"), после чего обосновался в Алансоне, где заключил 4-летнее перемирие, регулирующее размер appâtis, взимаемых каждой из сторон, с герцогом Алансонским и Карлом Анжуйским, графом Мэнским. Поскольку его собственный замок Мортен был разрушен в 1433 году, чтобы предотвратить его захват врагом, он в качестве удовлетворения своих притязания на наследство Бедфорда занял Эльбёф, построив там крепость[538].

То, что Эдмунд Бофорт мог реализовывать свои личные амбиции за государственный счет, свидетельствовало о главенстве при английском дворе кардинала Бофорта. Его независимое поведение означала, что Уорик, несмотря на то, что был генерал-лейтенантом Нормандии, не имел права заставить его действовать в другом месте и в любом случае, поскольку Бофорт был его зятем, Уорик, возможно, не хотел сдерживать его территориальные амбиции.

Однако в действие вступал новый фактор, который мог глубоко повлиять на будущее остатков английского королевства Франция. 6 декабря 1437 года Генриху VI исполнилось 16 лет. Хотя это не было обычным юридическим возрастом совершеннолетия, но по общему мнению, он достиг возраста, в котором мог лично взять бразды правления в свои руки. С момента его восшествия на престол 9-месячным ребенком Англия фактически управлялась комитетом, власть и влияние в котором завоевывались и терялись в борьбе за место среди равных. Принятие Генрихом личного правления изменило все это, и теперь политическая власть и покровительство исходили только от него. В будущем начинающим политикам, если они хотели оказать какое-либо влияние на события, необходимо было завоевать внимание и доверие короля.

До этого момента Генрих находился в тени своих старших родственников и теперь ему предстояло выйти из нее и возложить на свои юные плечи огромный груз ожиданий. Тех, кто ожидал, что он будет подобен своему отцу или дяде, ждало разочарование. Генриху явно не хватало реальных политических способностей[539]. Привыкший с рождения к тому, что все решения принимаются от его имени и ему дают советы другие, он так и не приобрел независимости, рассудительности и решительности мышления, которых требовала средневековая королевская власть. Генрих плохо понимал коварство других, его наивность часто заставляла его принимать то, что ему говорили, за чистую монету, в ущерб себе и своей стране. Он легко поддавался влиянию, был восприимчив к лести, расточителен в своих дарах и чрезмерно снисходителен в отправлении правосудия. Но возможно, хуже всего была его неспособность предвидеть последствия собственных действий.

Генрих не проявлял ни способностей, ни интереса к военному делу и несмотря на отчаянное положение его французского королевства, он, как говорят, был первым английским королем, который никогда не командовал армией против иностранного врага. Симптоматичным для его натуры было то, что он разрушил гордую и исключительно воинскую традицию Ордена Подвязки, даровав членство в нем своим друзьям и компаньонам, а не тем, кто заслужил это своими подвигами. Генрих был крайне замкнутым, отдаленные регионы его королевства за пределами Англии не вызывали у него ни любопытства, ни симпатии. Он не повторил свое единственное детское путешествие во Францию, никогда не ступал ногой в Ирландию, не говоря уже о Гаскони и даже Уэльс, родина его отца, заслужил лишь одно мимолетное посещение в 1452 году.

Пожалуй, единственным аспектом, в котором он походил на своего отца, были его глубокие и искренние религиозные убеждения, хотя показная набожность, граничащая со святостью, так часто приписываемая ему, больше обязана тюдоровской пропаганде, чем реальности. Вера Генриха V в то, что Бог на его стороне, привела к победе при Азенкуре и завоеванию северной Франции, а более сострадательная вера Генриха VI убедила его в том, что его Богом данный долг — принести мир в разоренное войной королевство Франция. Хотя ему не хватало силы характера, чтобы противостоять более воинственным членам своего Совета, с момента принятия им личного правления путь к миру стал более убедительным, чем старая надежда на меч.

Поэтому важно, что одним из первых его действий было назначение послов для заключения мира с Францией. В этом он получил полную поддержку кардинала Бофорта. Поскольку большинство его займов короне были обеспечены доходами от налогов на шерсть, кардинал по умолчанию стал "главным торговцем шерстью в стране" и был заинтересован в восстановлении хороших отношений с Фландрией. Это означало сближение с Бургундией, что, по мнению Бофорта, также отвечало интересам будущей безопасности английских владений во Франции. Он поддерживал хорошие отношения с герцогом до его отступничества в 1435 году, а в лице герцогини, его племянницы, у него был способный и готовый к сотрудничеству посредник. Герцог Бретонский, никогда не бывший верным союзником или врагом ни одной из сторон, также стремился к миру. Карл Орлеанский, несмотря на долгое заключение в Англии, которое лишило его личного влияния при французском дворе, рассматривался всеми сторонами как потенциальный посредник, присутствие которого на любой мирной конференции было абсолютно необходимо и он тоже был готов служить делу мира. Единственным высокопоставленным лицом, категорически выступавшим против мира, который неизбежно потребовал бы некоторых уступок французам, был герцог Глостер. В этом он, вероятно, представлял взгляды большинства англичан и, конечно, тех, кто владел землями во Франции.

Личное вмешательство молодого короля обеспечило продолжение переговоров. Карл Орлеанский был доставлен в Лондон для подготовки к путешествию в Бретань, где герцог предложил провести конференцию в Ванне. Хотя конференция открылась в конце мая 1438 года, Карл Орлеанский на ней не присутствовал, вероятно, потому, что не мог сам финансировать свое путешествие, как того требовали англичане. Его отсутствие, а также противодействие Глостера и его фракции в Совете привели к срыву переговоров без какого-либо продвижения к миру[540].

Несмотря на это, переговоры между английскими и бургундскими представителями продолжались в Руане и других местах, что привело к встрече на высшем уровне в округе Кале между кардиналом Бофортом и герцогиней Изабеллой Бургундской в январе 1439 года. Делегаты из Фландрии, Голландии и Зеландии встретились с представителями Лондона и компании Стейпл, чтобы составить списки взаимных претензий и компенсаций, которые позволили бы возобновить важные поставки шерсти в Кале. В то же время кардинал и герцогиня договорились провести официальные мирные переговоры в конце года в Кале и на них должны были быть приглашены представители Карла VII, а также  Карл Орлеанский[541].

К концу июня 1439 года все делегаты собрались в Кале или вблизи него. Но на этот раз обошлось без посредничества Церкви и ни папство, ни Базельский церковный собор