Как станет лед – то есть когда будет закончено со всеми работами в поле и начнется настоящая зима. За оконцами ярко светило солнце, над Киевом плыла жара макушки лета, но Ельга уже видела перед собой заснеженные берега Рупины и два войска напротив одно другого. Строй черных копий… красную кровь на белом…

Да и могло ли быть иначе? По лицам Свена и оружников она видела: никто иного и не ждал. Война стала неизбежной с того мгновения, как первое посольство, с Щуром во главе, месяца два назад переступило порог этой гридницы. И все, что они делали до сего дня, уже было войной.

– А кто у них старший был, этих, что набежали на вас? – услышала Ельга голос Свена.

– Хвалимир, сказал, звать его, Боголюбов сын…

⁂

Через три дня в Ельговой гриднице сошлось полянское боярство. Собрать старейшин в пору жатвы было нелегко, но слухи о грядущей войне расходились все шире, и многие покинули нивы, чтобы поскорее узнать, чего ждать от судьбы. Свен употребил это время на обдумывание того, что он скажет людям. За эти дни весть о разорении он получил еще трижды: Хвалимир с дружиной удалых древлянских отроков прошелся по селам полян на Рупине, будто косой по траве. Горели избы и созревшие нивы, людей уводили в полон за Здвиж, но из каждого селения несколько человек Хвалимир отправлял в Киев к Свену все с той же вестью: зимой пойдем на тебя! Вызов передавался от имени князя Житимира искоростеньского и мужей древлянских, но звучал из уст Хвалимира.

– Как он не боится! – вырвалось однажды у Ельги. – Ведь отец его у нас!

– Своего отца он уже мертвым считает, – вздохнул Вячемир. – Вот и мстит.

Прослышав о беде, поляне в порубежной полосе снимались с места и поспешно уходили на восток, к Днепру. За Рупину Хвалимир не пошел: видно, не имел сил на более дальний поход. Вестники несчастья рассказывали, что у него было с собой всего полтора десятка отроков – достаточно, чтобы разорить не готовую к набегу весь из трех-четырех дворов, но слишком мало, чтобы встречаться с ополчением даже ближайшей полянской волости, найдись среди ее старейшин способный воевода, или с двумя десятками варягов, которых Свен мог спешно выслать.

В полной людьми гриднице было почти тихо: не слышалось движения, досужих разговоров и даже споров из-за места. Чем ближе к княжьему столу, тем почетнее, и обычно рассаживание не обходилось без горячих подсчетов, чей род в земле Полянской старше. Но сегодня все сидели тихо – справа варяги, слева поляне, – и смотрели на пустой княжий стол. Сейчас, когда ожидание войны из угрозы будущего стало явью завтрашнего дня, пустота высокого резного сидения начала казаться пастью бездны. Воевать без князя – все равно что идти на медведя без рогатины, жить в доме без крыши. Нет князя – некому раздобыть для народа милость богов, удачу и победу. Каждый понимал: если род полянский не желает сгинуть, он должен найти себе князя. Может быть, нынче же. Оттого были мрачны и задумчивы бородатые лица, оттого резче пролегли морщины на залысых загорелых лбах, оттого суровее были сомкнуты уста над седеющими бородами. В морщинистых натруженных руках, сжимающих темные от старости посохи – знаки власти над родом, – сегодня старейшины держали судьбу всей земли своей.

Свен и Ельга вошли вместе, провожаемые Фарловом и Асмундом. Трое мужчин были в цветных греческих кафтанах, при мечах; Ельга шла между ними, будто плыла, как белая лебедь среди ястребов. В белом варяжском платье с золочеными застежками, с золотыми моравскими подвесками на красном, шитом золотом очелье, с золотыми обручьями и перстнями, она была истинным воплощением Солнцевой Девы. Золоченая священная чаша в ее руках была как земное подобие небесного светила. Пока они шли через гридницу к престолу, не один из бояр полянских вспомнил предание о Кие, двоих его братьях и деве Улыбе. Никто не ждал, но в час тревог они вернулись. И как ни мало трое варягов походили на древних прародителей полянского племени, вместе с ними в гридницу вошла сила, готовая принять наследие пращуров.

Свен и Ельга встали перед престолом, и у смотревших на них замерло сердце. К Ельге подошел Звонец – княжеский чашник, немолодой, почтенный человек, в совершенстве знающий все застольные обычаи и как никто умеющий рассадить гостей «по славе рода». Он держал серебряный кувшин и по кивку Ельги налил меда в чашу у нее в руках.

– Призовем, мужи полянские, богов и дедов к беседе нашей, чтобы не оставили нас попечением своим и наставили на добрый разум! – провозгласила Ельга и подняла чашу.

Люди в гриднице встали, как один. Ельга передала чашу Свену, он тоже приподнял ее и первым приложился, объявляя себя старшим в этом собрании. Все молча следили за ним. В такой миг, первым подняв чашу на богов, побочный сын покойного князя тем выражал готовность первым пойти в бой за землю Полянскую, и никто не мог возразить против его права сделать это.

Когда чаша обошла обе скамьи и, сделав круг, вернулась к Ельге, все сели. Свен и Ельга тоже заняли свои обычные места справа и слева от престола. Как никогда, сегодня его пустота казалась выжидающей. То и дело кто-то из бояр соединял взглядом Свена и престол… потом смотрел на Ельгу, и в глазах мелькала озадаченность.

Желая полной ясности, Свен повел повесть с самого начала: как в Киев впервые явились послы древлян, чего они хотели и что было предпринято. Рассказал о своей поездке в Малин и о пире для Боголюба, сидевшего сейчас в доме северянских талей. По мере его рассказа лица мрачнели еще сильнее: становилось ясно, что ожидаемая война – не плод недоразумения, не пожар из-за искры чьего-то горячего нрава, а неизбежное следствие давнего противостояния двух племен, связанных близким родством.

– У древлян небось веселье было великое, как узнали, что Ельга земля призвала, – сказал Вячемир, когда Свен закончил. – Думали, с ним дань их закончилась и отныне они сами себе господа. Ведь Ельг с них тридцать лет брал дань! Умерли те отцы, кого он разбил на Уже и на Тетереве, сыновья в возраст вошли, небитые, вот и мнят, будто кияне слабы.

– Упрямы древляне, – кивнул Вуефаст. – Пока не побьем, не смирятся. И благо буди богам, что привели их самих нам замыслы свои раскрыть. Приди они с войском по зиме без вести…

По рядам пробежал тревожный шум.

– Да и прошлой зимой могли! – крикнул кто-то.

– Прошлой зимой сохранил нас дух князя, – сказал Славигость. – Пока не знали они, верно ли Ельг умер и кто ему наследовал, не решились. А ныне…

– Ныне сила на нашей стороне, – подхватил Свен; едва раздался его низкий, уверенный голос, как все глаза мигом обратились к нему. – Мы их вновь к покорности приведем, на другие тридцать лет хватит. Вот что, бояре. Надо войско собирать. Вы из своих родов выбирайте ратников, одного с десятка, а кого здесь нет, к тем я отроков пошлю. Сам же я в Чернигов поеду – велю воеводе Вальдрику войско с его земель собирать. Да и сам он подойдет, у него дружина хорошая, полсотни копий, оружники все умелые и храбрые.

Чернигов был крепостью, поставленной Ельгом на реке Десне, левобережных владениях племени полян. Охраняя рубежи с северянами и радимичами, с которыми Ельг вел войны, Чернигов имел своего воеводу-посадника с варяжской дружиной.