Десять тысяч долларов! Их когда-то пообещал Уваров за живого или мертвого комиссара. Правда, это было давно. Но Уваров ни разу не сказал ему, что обстоятельства изменились и тот их уговор потерял силу. Ну, а не заплатит Уваров, такую птицу, как комиссар, купит Врангель. За живого он, конечно, не поскупится.

Вот ведь какие чудеса случаются в жизни! Все собралось в один клубок: сейфы с приличными ценностями, комиссар, который сам по себе стоит кучу денег, и, вполне возможно, Уваров за этого комиссара щедро рассчитается. У них, у богатых, честное слово еще в цене.

Теперь остается только решить нелегкую задачу: как одним приемом распутать этот клубок! Легко это не получится. Тут надо высушить все свои мозги и придумать что-то хитрое. А начать надо с Уварова. А советами Слащева можно пока и пренебречь. Когда он принесет генералу хорошую кучу денег, тогда можно будет и выслушать его советы. Интересно, что он скажет?

Жихарев ворочался в своей постели. Сон его не брал. Говорят: утро вечера мудренее. Но где оно, это утро? Ночь тянулась бесконечно.

Утром Жихарев отправился на набережную, где в помещении бывшей таможни размещался штаб Русской армии. Совсем рядом со штабом покачивалась на легких волнах личная яхта Главнокомандующего «Лукулл». А это значило, что Врангель находился в городе. Стало быть, и его адъютант Уваров тоже, как и полагается, был при нем.

Немного постояв на набережной, Жихарев еще раз подробно продумал весь свой разговор с Уваровым. Он обещал доставить ему живого или мертвого Кольцова, и с большим трудом, не считаясь ни с временем, ни с затратами, выполняет свое обещание. Речь о сроках не шла, значит, договор остался в силе. И лишь после того, как Уваров раскошелится, он сообщит ему место пребывания чекистского комиссара. Идите и берите!

Возле штаба Врангеля всегда было оживленно. Туда и обратно взбегали и спускались по лестнице бравые штабные офицеры, на рысях подскакивали всадники, оставляли у коновязей лошадей, на минуту скрывались в штабе и затем снова куда-то мчались. У входа неторопливо прохаживался часовой.

Жихарев поднялся по ступеням и обратился к часовому:

– Слышь, браток! Как бы мне это… адъютанта Врангеля повидать?

– По делу, что ли?

– По делу, по делу! – закивал головой Жихарев. – Очень важное дело.

– Документ у тебя есть?

– Какие документы у беженца? Да мне и не надо в штаб. Сюда бы вызвал, только и делов. А он уже тогда сам рассудит, что до чего.

– Опоздал ты самую малость, земеля, – сказал часовой и, немного подумав, объяснил: – Уваров сейчас по Парижу гуляет. Вчера уехал. Так что, если у тебя дело стоющее, приходи под вечер. Будут записывать на прием до Командующего. Може сам тебя примет, чи по назначению направит. И то не сразу. Может, через неделю, а может, позжее. Шибко он занятой, Командующий. Сам понимаешь, вся армия на его плечах.

– А Уваров, говоришь, в Парижи?

– Не стану ж тебе брехать.

– Ну, ладно. И на том спасибо, – вздохнул Жихарев. – Подожду. Дело терпит.

Жихарев снова спустился вниз и, глядя на мелкую зыбь, лижущую гранит набережной, закурил. С огорчением подумал, что ждать возвращения Уварова из Парижа конечно же глупое дело. За это время комиссар уже исчезнет из Константинополя. В запасе у него оставался последний вариант: поквитаться с банком, а заодно и с комиссаром. Поразмыслив, решил, что в этом деле советы Слащева ему не понадобятся.

Париж летом – это буйство жизни, оптимизма и любви. Куда делись пожилые парижанки? Их словно куда-то вывезли, и на улицы высыпала только молодежь. В большинстве – барышни в смелых декольтированных платьицах и в юбках немного ниже колен, чтобы не слишком смущать пожилых мужчин. Впрочем, и мужчины к лету тоже сбросили с себя по пять-десять лет и, затянув потуже отрощенные за зиму животы, гусарили на улицах и бульварах, словно ищейки-легавые на утиной охоте.

Котляревский и Уваров прямо с Восточного вокзала отправились на рю Гренель, в российское посольство. Котляревский зашел к Маклакову, а Уваров, чтобы не терять время, отправился в соседнее здание консульства навестить Щукина.

Николай Григорьевич встретил Михаила, как всегда, радушно, отвел в какой-то тихий уголок и стал расспрашивать о Врангеле, Кутепове, Галлиполе. Его интересовало все: не только условия жизни Русской армии, но и настроения среди рядового и командного состава и даже слухи, которые ходят сейчас там, на Анатолийских берегах.

Уваров ничего не стал скрывать, рассказал о мелких стычках и ссорах Врангеля с тамошней французской администрацией и о многих других неприятностях: хуже стало с доставкой продовольствия, иной раз задержки случаются до нескольких дней, и тогда солдаты и офицеры живут впроголодь. Многие солдаты и офицеры, прельщенные большевистскими листовками о всеобщем прощении, изъявили желание выехать на Родину, около семи тысяч уже выехали. Вспомнил о жалобе нескольких сотен солдат и офицеров, размещенных на острове Лемнос, атаману Кубанского войска генералу Науменко на тяжелую жизнь. Науменко пригрозил Врангелю, что он обязан обратить внимание на письмо, подписанное несколькими сотнями кубанцев, и поступит так, как велит ему совесть и обязывает должность. Иными словами, внутри Российской армии тоже стало не слишком уютно.

– Об этом конфликте я наслышан. Не далее чем вчера попутный транспорт доставил с Лемноса около тысячи солдат и офицеров в Словению, – сказал Щукин. – Боюсь, на сей раз вы привезете Петру Николаевичу не слишком оптимистичные новости.

– Не пугайте. Неужели все так плохо?

– Похоже на то. Если, конечно, в ближайшие дни не произойдет ничего неожиданного в поддержку Русской армии. А что касается Науменко, он мужик непростой, умный, хитрый и властный. Он раньше всех нас понял или почувствовал, что дело идет к концу, – Щукин поднялся. – Одну минуту. Я сейчас.

Он прошел в свой кабинет и тут же вернулся, держа в руках какие-то бумаги.

– Вот! Вероятно, Врангель об этом еще не знает. Это копия телеграммы министра иностранных дел Бриана французскому комиссару в Константинополе Пеллё. Ознакомтесь на досуге. Вероятно, Маклаков познакомит с копией этой же телеграммы Котляревского.

Уваров принял бумаги, не удержался, выхватил взглядом несколько строк:

«…Я плохо могу объяснить себе, почему вы не приняли до сих пор мер, которые я просил от Вас еще в марте месяце, по удалению генерала Врангеля… Его присутствие в Константинополе является главным препятствием для роспуска его армии…».

– Потом прочтете, – сказал Щукин. – Все очень печально.

Уваров промолчал. Он подумал о том, как это известие воспримет Петр Николаевич. Он все еще рассчитывал осенью выступить в новый поход на Россию. Как переживет он это известие?

– Но я все же думаю, что какие-то надежды еще остаются, – Щукин попытался как-то ободрить Уварова.