– Конечно, Филипп. Но я бы не беспокоился. Десять лет спустя они, наверно, боятся нас больше, чем мы их.

– Вы принимаете желаемое за действительное, доктор. – Катерине, он, спускаясь по насыпи, отрывисто бросил: – На скалах мы видели льва!

Когда миссис Квилтер собралась, он стал уговаривать старуху занять место на телеге. Та, хотя и спала плохо и была утомлена дорогой, настояла, что первый час пойдет сама. Она двигалась, как улитка, передвигая обутые в сапоги крошечные ступни по растрескавшемуся песку – словно шныряли робкие мыши.

Филипп шагал рядом с ней, с трудом сдерживая нетерпение и одной рукой направляя тележку. Катерина иногда брала миссис Квилтер под руку, хотя та твердила, что справится сама. Иногда она приостанавливалась, что-то бубнила про себя и покачивала головой.

Рэнсом, пользуясь медлительным движением отряда, уходил вперед по реке, пробираясь между снесенным с берегов мусором: лопастями ветряков и отломанными дверцами машин. Освеженный холодным утренним воздухом, он радовался, что миссис Квилтер задерживает отряд. Десять минут в одиночестве помогли собрать разбегавшиеся мысли, все больше и больше занимавшие его по мере продвижения вперед. Размышляя об истинных причинах этого путешествия, он начинал ощущать настоящий внутренний компас. Поначалу ему казалось, что его, как и Филиппа Джордана и миссис Квилтер, влечет прошлое, а теперь – что белое речное ложе уводит их в противоположную сторону, вперед, к будущему времени, где неразрешенные остатки прошлого явятся округленными и заглаженными, приглушенными эрозией времени, как картины в мутном зеркале. Быть может, ничего, кроме этих остатков и не было в будущем, и оно станет отрывистым и разломанным, как те обломки, по которым шагал он сейчас, но ведь и они когда-нибудь переплавятся и перемелются в мягкую пыль речного русла.

– Филипп! Доктор Рэнсом! – Катерина Остен, отставшая на двадцать ярдов, указывала назад.

Там, на мосту, ярко пылал под солнцем поезд, в воздух поднимались клубы дыма. Пламя перебегало с вагона на вагон, яркие угли падали между рельсами на оставленный ими лагерь. Через несколько минут горел уже весь состав. Черный дым затянул южный небосклон.

Рэнсом вернулся к остальным.

– Это по меньшей мере сигнал, – тихо сказал он. – Если здесь кто-то есть, они узнают о нас.

Рука Филиппа дрогнула на древке копья.

– Должно быть, это костер. Вы его не потушили, доктор?

– Конечно, потушил. Должно быть, ночью уголек занесло ветром на пути.

Они досмотрели, как выгорают последние вагоны, еще не втянувшиеся на мост. Филипп, подобравшись, обернулся к миссис Квилтер, указал ей на телегу.

Рэнсом впрягся рядом с Катериной. Они двинулись быстрым шагом, подталкивая телегу втроем. От поворота реки Рэнсом оглянулся на горящий мост. Над поездом еще плыл дым, затягивал небо на юге. К полудню они покрыли еще десять миль и остановились, чтобы приготовить обед. Довольный Филипп помог миссис Квилтер слезть на землю и натянул для нее навес, закрепив другой край к борту старого лихтера.

Рэнсом, поев, отошел вдоль берега. За корпусами барж виднелись затянутые песком причалы и молы. Река здесь расширялась, образуя маленькую гавань. Рэнсом взобрался на деревянный причал и мимо покосившихся кранов выбрался на улицу городка. Улицу похоронила пустыня, но фасады домов и складов отмечали ее направление. Он миновал магазин и маленький банк, двери которого были взломаны ударами топора. Рядом от выгоревшего автовокзала остались только разбитые стеклянные панели и потускневшие столбики. Во дворе стоял большой автобус, присыпанный песком по крыше и бортам. Глаза окон темнели, как зеркала иного мира. Рэнсом держался середины дороги, обходя холмики закопавшихся в землю автомобилей. Ряд пригорков, почти утративших подлинный облик, нарушал плавное течение дюн по улице. Ему вспомнились раскопанные в прибрежном карьере машины. Их выкапывали целехонькими, с царапинами на бортах и блестящими бамперами – прямо из десятилетнего прошлого. Эти же захороненные машины выглядели идеализированными образами самих себя, сутью собственной геометрии с плавными обводами, перетекшими в них из некоего платонического будущего.

Так переоценивались все вещи, погребенные песком. Рэнсом остановился у витрины на главной улице. Нанесенный к раме песок превратил стеклянный квадрат в эллипс трех футов шириной. Заглянув внутрь, он увидел в сумраке дюжину застывших лиц пластмассовых манекенов. Они расслабленно позировали, приподняв руки, стеклянно улыбались, иссохшие, как весь мир вокруг.

Вдруг у Рэнсома перехватило дыхание. Среди пустых лиц, сквозь блики в стекле, проступила ухмыляющаяся голова. Отражение сфокусировалось, словно проступающее воспоминание, и Рэнсом уставился на силуэт, придвинувшийся к нему сзади.

– Квилт!..

Он оглядывал пустую улицу, лихорадочно соображая, все ли следы здесь – его. Вдоль улицы пронесся ветер, закачал деревянную вывеску магазинчика напротив. Рэнсом отошел туда, а потом повернулся и заспешил по песчаным сугробам.

Они двинулись дальше вверх по реке. Реже устраивая привалы, толкали телегу по запекшейся белой плоскости. Далеко позади вздымали к небу дымные столбы. Ближе к вечеру, когда от городка было пройдено уже пять миль, они, оглянувшись, увидели поднимающийся над его улицами дым. Пламя бежало по крышам, и через десять минут огромная туча застелила южный горизонт.

– Доктор Рэнсом. – Филипп шагнул к нему. Рэнсом стоял, привалившись к борту тележки. – Вы, когда там были, разводили костер? Вы уходили погулять…

Рэнсом покачал головой.

– Не думаю, Филипп. У меня были с собой спички… наверно, я мог бы…

– Так разводили? Или не помните? – Филипп пристально вглядывался в его лицо.

– Нет. Уверен, что не разводил. Зачем бы мне?

– Пусть так. Но спички я заберу, доктор.

С этого времени – вопреки подозрениям Филиппа, которые по какой-то смутной причине отчасти разделял и сам, – Рэнсом не сомневался, что за ними следят. Вид окрестностей ощутимо изменился. На место плоской равнины у побережья, на которой лишь изредка виднелись силуэты деревьев, пришли руины речных поселков, разбивавших линию горизонта. Вдоль дюн и прибрежных дорог стояли машины. Повсюду поднимались к небу пустые металлические башни и трубы. Даже в русле стало тесно, и им приходилось вилять между десятками затонувших судов.

Они миновали пролет разрушенного автомобильного моста, прервавшего их поездку десять лет назад. За проломанной аркой перед ними открылись знакомые перспективы. Рэнсому припомнилась одинокая фигура, удалявшаяся от них по сухому руслу. Он прошел вперед, отыскивая следы загадочного незнакомца. Свет впереди был смутным, и на миг ему померещилась мелькнувшая тремястами ярдами дальше тень, уходящая за пустые бухты.

Это видение преследовало его на последнем этапе пути к Маунт-Роял. Когда они через десять дней достигли западной окраины города, Рэнсом уже не сумел бы отличить его от других призраков, оставшихся позади. Безжизненность равнины, протянувшейся по материку бесконечной пустыней, притупила в нем все чувства. Неподвижный свет, однообразие цвета и ослепительная белизна камней внушали чувство, будто он пересекает бесконечное кладбище. Главное, из-за неподвижности ландшафта малейшее изменение воспринималось с остротой галлюцинации. Ночами, останавливаясь в лощинах прибрежных дюн, они слышали завывания неизвестного зверя. Он держался в нескольких милях, его крики эхом отдавались в пустыне, отражаясь от редких стен, мегалитами возвышавшихся в серых сумерках.