– Что тебе рассказать? – задумчиво произносит Леха. – Если о себе, то вроде как нечего. А о других неинтересно.

– Ну, не скромничай. – Шумный глоток. Преувеличенно раздутые щеки. Обжигающая струйка в гортани. – Кха!.. Кха-кха-кха!..

– Ты, как я погляжу, пить совсем не умеешь, – говорит Леха с чувством превосходства.

– Вздор! – Ленка прикуривает. – Я все умею.

– Например?

– Ну… – Выпущенный изо рта дым задумчиво рассеивается в полумраке. – Скажем, любить и ненавидеть.

– Меня ты, конечно, ненавидишь. – Лехины глаза над запрокинутым бутылочным донышком щурятся.

– А за что мне тебя любить? Вот если бы…

– Что «если бы»?

– Если бы ты выделил нам от щедрот своих не пять тысяч, а в десять раз больше…

Ленка умышленно не доводит фразы до конца. Когда говоришь недомолвками, собеседнику остается самый широкий простор для фантазий. Они, эти фантазии, у большинства мужчин примерно одинаковые. Примитивные, как рефлексы павловских собак. Только у тех слюна выделялась по сигналу, а этим сперма бьет в голову. Вот и вся разница.

– Хм. – Леха пожимает плечами. – В принципе я человек не жадный.

Конечно, не жадный. Человеку, которого ты собираешься убить после приятно проведенной ночи, и миллион пообещать не жалко.

Ленка молчит, выжидает. И Леха делает еще один шажок в направлении заготовленной для него ловушки:

– Считай, что полтинник – премия за хорошее поведение. А зачем тебе столько?

«А тебе зачем полтора миллиона?» – язвительно осведомляется Ленка, но про себя, а вслух произносит совсем другое:

– Хочу уехать с Анечкой подальше отсюда.

– Куда?

– В страну, где нет ворон. Должны же быть на земле такие края, как ты думаешь?

– Не знаю, – отвечает Леха с некоторым недоумением. – А при чем тут вороны?

– Да так. – Ленка загадочно усмехается.

– Лично мне вороны по барабану.

– А вот мне – нет.

– Странная ты какая-то. Загадками говоришь…

– Я пью, все мне мало, уж пьяною стала… – Ленка хихикает.

Леха внимательно смотрит на нее, потом изучает на просвет свою пустую бутылочку. Колеблется. Наконец протягивает руку:

– Дай-ка сюда свой бурбон.

– На. Ни фига она меня не греет, твоя кукурузная водка.

– А что тебя греет?

– Так я тебе и призналась!

– Нет, ну ты договаривай, раз начала.

– Хочешь выведать главный секрет моих женских побед? – Новая порция зазывного хихиканья.

Странно: в обычной жизни Ленка никогда не умела смеяться таким образом. Но она чувствует, что это заводит Леху, и без труда справляется со своей ролью. Парень далеко не мачо. Всю сознательную жизнь он имел дело исключительно со шлюхами, а как вести себя с обычной замужней женщиной – не знает. Даже пистолет ему в этом не подмога. Такой не скажет: «Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд». Этот кобель не вскочит, пока сучка не захочет.

– Давай закроем эту тему, – просит Ленка, пряча взгляд под полуопущенными ресницами.

– Почему? – возражает Леха. – Очень даже интересная тема.

– Знаешь, у каждой женщины бывают свои странности, в которых стыдно признаться.

– Какие? – На Лехиных губах расплывается возбужденная улыбка.

Раскрылся окончательно. Дурачок, глупый мальчишка с взрослым пистолетом. Не Ленкина вина в том, что он такой. Не она затащила его на эту проклятую крышу, над которой с рассветом начнут кружить прожорливые вороны.

Хочешь послушать сказочку, Лешенька? Что ж, будет тебе сказка. Со страшным концом, который тебе вряд ли понравится…

Ленку вторично вывернуло наизнанку, и она снова отползла в сторону. Теперь до края пропасти было гораздо дальше, чем минуту назад.

Руки, на которые она опиралась, дрожали, норовя подогнуться в локтях. Всему виной был тот ужасный звук, который раздался там, внизу. Он по-прежнему стоял в ушах. Как будто кипу мокрых простыней на плиты сбросили. Но это был не тюк белья, а…

Ленкина спина выгнулась дугой. Очень скоро внутри ее ничего не осталось, совсем ничего, кроме пенящейся желчи… и таких же отвратительных воспоминаний.

Она рассказала Лехе то, что он так жаждал услышать. Про свое необъяснимое влечение к тем местам, в которых сексу придает особую остроту ощущение опасности. Тамбуры вагонов, пляжные раздевалки, скамейки в безлюдных скверах. И заброшенные постройки, почему бы и нет. Это же так волнующе, так романтично.

Весь этот сексопатологический бред произвел на молодого бандита должное впечатление. Они выпили еще немного, а потом он предложил Ленке прогуляться снаружи.

– Только ствол я прихвачу с собой, – предупредил он строго. – Так что без глупостей.

– Главную глупость я, кажется, уже совершила, – пробормотала Ленка, опуская глаза.

Он нетерпеливо хохотнул и вывел ее наружу. Площадкой для любовных утех им должна была послужить бетонная плита длиной шесть метров, шириной – три. Дальше чернел провал точно такой же конфигурации. Через него была перекинута толстая доска, по которой они перебрались сюда. «Дорога жизни», – подумала Ленка, расстегивая джинсы.

– Пальто снимать не буду, – сказала она наблюдающему за ней Лехе. – Холодно.

– Лишь бы ты главное снять не забыла, – откликнулся он.

Он не подозревал, что главное – это брошенные на плиту джинсы, которые его абсолютно не заинтересовали. Все остальное, что стянула с себя холодными руками Ленка, в данном случае как раз не играло особой роли. Отвлекающий маневр.

– Обопрись на стену, – велел Леха, суетливо дергая «молнию» своих штанов.

– Погоди, дай обуться сначала.

– На кой оно тебе надо?!

– Я же босиком, разве не видишь?

– Ну давай, обувайся! – Леха уже приплясывал на месте с расстегнутой ширинкой. – Только скорее!

– Все, я готова, – сообщила Ленка, справившись со шнурками своих высоких ботинок. Она завязала их на двойные бантики, затянув с особой тщательностью. Не хватало еще наступить на распустившийся шнурок в самый ответственный момент!

– А джинсы зачем прихватила? – спросил Леха, следуя за Ленкой, как телок на привязи.

– Чтобы коленками становиться, – пояснила она. – Ноги-то у меня не колхозные.

– А! Тогда становись, – разрешил Леха.

– Так?

– А выше можешь?

– Так?

– Годится. Только пальто сама придерживай. У меня рука пистолетом занята.