Альфред был бы рад стоять над партийной схваткой, но политизация рабочей силы побудила его вступить в игру. В 1878 году он выступил кандидатом от Национал-либеральной партии на выборах в рейхстаг. Это была зонтичная организация патриотически настроенных либеральных групп, которая все более склонялась к правой политике и активно поддерживала наращивание немецкого флота. Здесь деловые и политические интересы Круппа, производителя стали и механических частей для кораблей, совпадали (как, впрочем, было и со всеми другими решениями, что он принимал). Но выборы с небольшим отрывом выиграл кандидат от Католической партии центра, в основном потому, что Эссен был городом католиков. Крупп был удручен и встревожен тем, что город, который почти полностью контролирует его фирма, не смог выдать нужный ему результат на избирательных участках. Однако в следующем году Бисмарк провел антисоциалистический закон, запрещающий деятельность СДП и аналогичных организаций, что позволило Альфреду добиться многих своих политических целей.

При всей своей антипатии к организованному социализму Крупп не был оголтелым сторонником рынка. Даже тогда, в начале промышленной революции, германский и в целом континентально-европейский подход уже отличался от американского и британского. В Соединенных Штатах вследствие увлечения трудами Герберта Спенсера и теорией выживания сильнейших (см. Главу 9) многие бизнесмены рассматривали неравенство как часть естественного порядка вещей в обществе. Крупп и другие германские промышленники не воспевали «правильность» неравенства или экономический смысл разрыва в зарплатах, но и не пытались их преодолеть. В 1870-х и 1880-х средний годовой доход в Германии составлял приблизительно 740 марок (женщины получали в среднем две пятых от этой суммы). А вот оценочный ежегодный доход богатейших 1600 человек, в основном землевладельцев и промышленников, превышал 100 тысяч марок — где-то в 135 раз выше среднего[514]. Несмотря на все рассуждения о коммунитарном духе, разрыв был разительный.

В феврале 1887 года Круппы предприняли еще одну попытку пройти в парламент. Альфред, которому было семьдесят пять лет и здоровье которого ухудшилось, предоставил эту миссию сыну Фридриху, предполагаемому наследнику компании. Он также проиграл, снова уступив Партии центра. Поражение Фридриха было еще более поразительным, учитывая, что голосование на заводе традиционно проводилось под контролем менеджеров компании[515]. Незадолго до выборов Альфред выступил перед работниками с важным заявлением. В нем он доказывал, что поражение националистического правительства ослабит армию и приведет к войне: «Ради нашего общего блага я могу лишь надеяться, что никто не позволит толкнуть себя на этот дурной путь, не станет участвовать в такой катастрофе, голосуя против правительства. Если же, напротив, каждый выполнит свой долг, я с радостью соберу все силы, чтобы укрепить деятельность всех фабрик, заложить новый завод и предоставить средства к существованию еще большему числу людей»[516].

Но эта смесь подкупа и шантажа оказалась тщетной. Всего несколько месяцев спустя, 14 июля 1887 года, Альфред перенес сердечный приступ и умер, упав на руки своего камердинера на Вилле Хюгель — в особняке, который сегодня стал великим памятником его династии. Именно здесь продолжается битва за его наследие.

Большую часть жизни Крупп провел в более скромной обстановке — в старом доме прораба на своем металлургическом заводе. Жена Берта регулярно уговаривала его переехать в место, более подобающее одному из главных промышленников Германии. Она хотела купить дом в сельской местности. Берта вместе с их единственным сыном надолго уезжала на курорты и минеральные воды в Швейцарии и на юге Франции, спасаясь от окутавшего Эссен смога. Альфред в конце концов смягчился: чем дольше он работал над планировкой нового дома, тем больше погружался в детали. Он задумал грандиозный архитектурный проект, под стать всемирной славе Круппов — взяло верх обычное для сверхбогатых и сверхуспешных навязчивое стремление к конкуренции. Крупп хотел сделать свой дом и офис блистательным, производящим впечатление на политиков и промышленников; он задумывал его в давно желанном стиле большого английского особняка в сельской местности. В отличие от других богачей он, однако, хотел, чтобы строительство обошлось недорого.

Проекту с самого начала сопутствовали неудачи. Вилла Хюгель много месяцев оставалась без крыши, потому что Альфред лично отобрал для нее материал французского производства, а из-за франко-прусской войны импортировать его было затруднительно[517]. За десять лет планирования Крупп нанял и уволил девять архитекторов, часто отдавая предпочтение своим собственным чертежам. Но и в завершенном (в 1873 году) здании был ряд изъянов. Отопление работало плохо, из-за стального каркаса структуры тепло быстро улетучивалось, и в доме было холодно в зимние месяцы. Крупп боялся, что чрезмерное использование дерева создаст риск пожара. Но его мотивы были связаны не столько с безопасностью, сколько с эмоциональной привязанностью к стали, которая выработалась у него (как у мансы Мусы — к золоту): «Сталь перестала быть материалом войны, теперь у нее более спокойная судьба. Она должна использоваться для первого монумента победы, для памятников великим делам и великим людям, для выражения внешнего и внутреннего мира. Она должна звенеть в церковных колоколах, использоваться в коммерческих целях и для украшений, а также для чеканки монет»[518].

Здание, возможно, выглядело строгим слишком формальным. Но это была величественная проекция власти, впечатляющее место для приема множества коронованных особ, которые приезжали на заводы Круппа, чтобы договориться о контракте на поставку артиллерии или одарить ее производителя медалью. Несколько комнат было выделено специально для кайзера; шах Ирана и император Бразилии могли воспользоваться верховыми лошадьми и обширными полями. В 1890 году у дома появилась собственная железнодорожная станция. На обслуживание здания уходило до 15 % прибыли компании, при том что во время Альфреда его нельзя было назвать изысканным и богато украшенным.

Сын и потомки Альфреда отделали здание заново — более грандиозная меблировка, дорогие произведения искусства[519]. С самого начала вилла производила на гостей именно то впечатление, ради которого задумывалась, многие сравнивали ее с дворцом или посольством, каковыми она во многих отношениях и являлась. Баронесса Дейхман писала: «Герр Крупп проживал в царственном, огромном поместье с очень большим домом для гостей. Оно было сравнимо с большим посольством, куда прибывали люди со всех частей света, чтобы убедить его заключить деловые договоренности с их правительствами. Поэтому там проходило великое множество торжественных ужинов, и как-то раз, прибыв туда, мы узнали, что вечером на бал ожидаются многие сотни гостей»[520].