Разговор с Михаилом продолжился вечером, в нашей общей комнате. И начался он с извинений. А потом напарник попытался объяснить свой проступок. Мол, окружающая среда виновата, друзья-товарищи такие.

— Да при чём тут среда! — вспылил я и сразу же резко заткнулся. Потому что себя вспомнил. Я же точно так же всё время под эту среду подстраиваюсь. Только Михаил под свою, унтер-офицерскую, а я под какую? Тоже под окружающую, офицерскую? Тогда чем я лучше? Почему указываю вахмистру, как ему себя вести нужно?

Сел на стул, жестом попросил Михаила замолчать и примоститься на кровать напротив, задумался крепко. Я же вроде как попаданец, в образ, в эпоху вживаюсь, в среду обитания, если проще сказать. И до сей поры местные нормы нравственности не вступали в противоречие с моими личными нормами, привнесёнными извне. Получается, эти самые нормы поведения и морали всегда одни, от времени не зависящие? Тогда что нас заставляет отступать от этих норм? Собственная распущенность? Внутреннее желание вседозволенности?

Замотал головой — сейчас я в такие дебри залезу, откуда не вылезу. Проще нужно. А нужно ли? Получается, нужно. Мне самому нужно.

И я постарался рассказать, объяснить Михаилу промелькнувшие в моей голове мысли. Он же умный парень, явно образованный, чувствуется правильное воспитание. Надеюсь, поймёт. Или действительно так окружающая среда влияет на личность?

С утра день не задался. Проснулся с больной головой, отправил Михаила на аэродром, а сам поплёлся в мастерские. Проверять, что сделали с сиденьями. Увиденное полностью устроило, особенно после того, как забрался в кабину и уселся на парашют. Сделали точно так, как я и объяснял. Примерился к новым ремням, всё отлично. До идеала, конечно, далеко, но за неимением гербовой, как говорится, и так сойдёт. Даже головная боль отступила.

Спрыгнул на землю, поблагодарил ожидающих моего заключения механиков, отвёл в сторонку инженера и рассчитался с ним полностью, как и договаривались. Дальше он уже сам разберётся.

Самолёт укатили на поле, а я направил свои стопы в штаб. Время, данное мне на принятие решения, вышло. А я так и не определился с формулировкой отказа. Ну не хочу я в тылу прозябать, не выдержу. Умом всё понимаю, но… Не смогу…

На входе в штаб и узнал о проблемах нашей армии в Восточной Пруссии. Вот оно, началось. И я с решительным видом направился к лестнице. Всё-таки буду настаивать на своей просьбе!

Никто меня никуда не отпустил. Единственное, на что пошли, так это разрешили мне временное перебазирование в Либаву. И задач столько насыпали, что замучаюсь разгребать. Это и воздушная разведка, и обнаружение подводных лодок, и обязательное сопровождение миноносцев. Это чтобы скучно не было. А на самом деле буду я предоставлен сам себе. Потому как в предписании командиру порта написано оказывать всяческое содействие и препятствий не чинить. Это мне Ичигов по секрету рассказал, вручая запечатанный пакет с этим самым предписанием.

Ох, чую, сегодня меня наши либавцы на клочки порвут. Это они ещё не знают, кто именно виноват в их переводе. Ничего, вытерплю. Не стану же я рассказывать, что с ними было бы, если бы крейсера начали обстрел форта, порта и города? Не стану, поэтому пусть рвут. А было бы или не было… Главное, все живы. И у меня на этот счёт появились кое-какие мысли, недаром же я так старался их сюда, именно в Ревель, перетянуть. Вот наберу себе чуть больше баллов в глазах командующего, авторитета подзаработаю и подкину адмиралу свою идею…

А мне нужно готовиться к вылету. Почему попросился именно туда? Так я на своём «Ньюпоре» с его увеличенными топливными баками вполне могу даже до Кёнигсберга долететь и вернуться обратно. Поэтому берём на самолёт максимально возможное количество бомб. Оставляем всё лишнее здесь, в нашей комнате — и вещи, и патроны. Единственное, это свой саквояж в банк на хранение определю.

Озадачил Михаила, оставил его заниматься укладкой багажного отсека, а сам поспешил забрать саквояж и отправился в банк.

Через час мы поднялись в воздух. Выждал, когда море впереди очистится от баркасов и кораблей и установил максимальные обороты мотору. Разбегались долго и тяжело, ушли почти с самой кромки аэродрома. Прошли над водой, тяжело гудя мотором, разгоняя растревоженным воздухом волны под нами, медленно набрали скорость, развернулись блинчиком и поскреблись вверх, медленно и печально. Ну не поднялась у меня рука оставить часть бомб. Забрали всё, что заказывал и что нам успели сделать.

Плюсом добавился вес двух парашютов. Перед вылетом объяснил и показал, как с ним управляться, и лично застегнул подвесную на Михаиле. Пусть привыкает.

Всё, по альтиметру тысяча метров. Так и полетим на этой высоте. Выше просто не получается забраться, мощности мотора не хватает, сказывается сильный перегруз. Это у меня много подобного опыта взлёта с максимальными весами, потому и смог взлететь. И вряд ли кто-то ещё сейчас смог бы повторить подобное. Получается, всё-таки прав был Остроумов? Нужно было принимать предложение идти инструктором? Может быть, может быть. Подумаю ещё. Потом.

И ещё одно. Пожалуй, самое для меня основное и главное. Такое, что занимает сейчас все мои мысли…

Непосредственно перед самым вылетом прямо к самолёту приехал Ичигов. Я уже запускаться собрался, а тут автомобиль на лётное поле выскочил. Притащил за собой клуб пыли. Ветер обрадовался, тут же этот клуб подхватил, в кабину забросил, заставил поморщиться. И не только от пыли, а от неожиданной и потому особенно досадной задержки. Что ещё за новые вводные?

— Поручик, вас командующий срочно вызывает. Прошу в автомобиль.

Недавно же был в штабе? Сделал непроницаемое выражение лица, выбрался из кабины, расстегнул шлем, куртку, сунул в протянутую руку Михаила. Забрался на заднее сиденье автомобиля, пытаясь угадать, чем мог быть обусловлен такой срочный вызов. Грехов особых за собой не знаю и не помню, которые могли бы так неожиданно всплыть. Если только по незнанию что-то где-то умудрился учудить, так ведь тогда ждать бы не стали, сразу бы всё мне в глаза и высказали. Или неужели Высочайший вызов в столицу пришёл, как и говорили-обещали? Да, нет, не может такого быть, это-то точно нереально, на грани фантастики.

Поехали. Пожал про себя плечами: «А почему бы и нет? За спрос денег не берут».

И поинтересовался причинами такого срочного вызова, постаравшись облечь его в этакую лёгкую форму. Мол, просто так поинтересовался, между прочим, а на самом деле мне это вовсе даже и неинтересно. Подумаешь, из самолёта перед самым вылетом выдернули. Ничего особенного.

Ичигов на мой законный вопрос предпочёл отделаться незнанием, по-штабному ловко ушёл от ответа. Ладно, ехать недолго, тут совсем рядом, можно и потерпеть. Всё равно дальше фронта не пошлют, а мне именно туда и нужно.

В приёмной вместо выступавшего в данном случае посыльным Ичигова сдерживал наплыв посетителей в мундирах и без оных незнакомый мне ранее высокий и подтянутый капитан. Видел его вроде бы как один раз в оперативном отделе, но точно в этом не уверен. При виде нас, а точнее Ичигова, он не сдержал облегчённого выдоха и сразу же переключил внимание рассерженно гудящих визитёров на адъютанта. И откланялся с неприкрытым выражением явного довольства на лице: