– Тогда принимайтесь за дело. Вы должны быть там сегодня же вечером. Будете информировать меня ежечасно.

– Так точно, сэр.

Росситер посмотрел на неподвижно стоящего молодого человека.

– Я же сказал, что перешлю вам все материалы. Что-то еще?

– Никак нет, сэр.

– Тогда чего вы тут стоите? Пошевеливайтесь!

Выскакивая из офиса, Салдана чуть не запутался в собственных ногах. Росситер улыбнулся. Быть добреньким неплохо… но нет ничего лучше старого доброго страха, когда надо заставить человека шевелиться.

Он посмотрел на часы. Время бежало с катастрофической быстротой. Салдана должен вечером быть в Беар Флэтс, а сам он, со своей группой, хотел к полуночи добраться до Промонтори-Пойнт. Грег сомневался, что это будет возможно, но, тем не менее, готов был попробовать. Мысленно он пробежался по списку своих сотрудников, пытаясь решить, кто будет не только самым скрупулезным, знающим и мотивированным, но и с кем будет приятнее всего в полете.

Успешная работа в ФБР иногда требовала больше, чем просто мозги и сообразительность.

– Хансон, Сингх, Уортингтон и Муньес… – перечислил он в интерком.

Беар Флэтс, штат Калифорния

Джолин смотрела на лица матери и сына. Во сне они казались более спокойными, чем наяву, и она хотела бы, чтобы это спокойствие никогда их не покидало. Скайлар пошевелился, закинул одну руку за голову, и ее сердце наполнилось любовью к ребенку. Хотя он был сильным и мужественным мальчиком, способным противостоять ударам судьбы, больше всего на свете Джолин хотела, чтобы у нее была возможность облегчить ему жизнь и дать ему то безоблачное детство, которое он заслужил.

Женщина вытянула руку и дотронулась до его щеки. Щека была мягкая и почти такая же нежная, какой была, когда он был еще совсем младенцем. Джолин неожиданно почувствовала острое желание защитить его. Если кто-то или что-то коснется хоть волоса на его голове, то она их убьет.

Ее мать тоже пошевелилась, произнесла что-то непонятное и вновь погрузилась в глубокий сон.

Мама вела себя просто идеально. Вчера Джолин нашла маленькую бутылку из-под ликера, которую опорожнила ее мать, в кабинете у Лесли, но, кроме этого, ничего больше не было, а когда они сегодня все вместе поехали в магазин, то мать даже не приблизилась к секции, где торговали спиртным. Джолин гордилась ею, но не знала, как ей об этом сказать, чтобы это не прозвучало слишком покровительственно.

Женщина выпрямилась и осмотрела комнату, одной рукой массируя затекшую шею. Ее подруга была на работе. Она очень достойно справлялась со всем, что на нее свалилось, и, хоть они не виделись и не контактировали друг с другом много лет, казалось, что, встретившись, они просто продолжили прерванное на несколько минут общение. Как будто бы она и не уезжала. Лучший друг всегда останется лучшим другом, и от этой сентиментальной мысли глаза у Джолин наполнились слезами. С момента ее отъезда у нее так и не появилось подруги, с которой она была бы так же близка. Конечно, отчасти это объяснялось тем, что она стала взрослой. С работой, семьей и домом у нее просто не оставалось времени на тесное общение с друзьями. Однако нельзя не признать таинственного взаимного влечения, которое соединило их с самого начала, той неизвестной химии, которая позволила им слиться в общем презрении к качкам и членам команд поддержки[87], когда они оказались на задней парте в классе миссис Уилсон по социологии. Они уже тогда были родственными душами, настроенными на одну и ту же волну, а отношения, которые устанавливаются в такие поворотные моменты жизни, всегда крепче любых других, более поздних.

Может быть, в будущем или она, или Лесли, или обе они отдалятся друг от друга, но Джолин была уверена, что на этот раз они не прервут своих отношений. Они связаны друг с другом и навеки останутся друзьями.

В горле у нее пересохло, и она прошла на кухню, чтобы попить воды. Хотя занавески были закрыты, Джолин избегала смотреть на окна. У Лесли занавески были тонкие, отделанные рюшами, и Джолин боялась того, что может увидеть сквозь них. За этими стенами шла нормальная для жителей города жизнь, но она чувствовала, что все более и более увязает в этом доме, забаррикадированная от злых сил, с которыми не в состоянии бороться. Женщина понимала, что страх, который она испытывает, не прибавляет ей здоровья и только усиливает ощущение паранойи, но ничего не могла с собой поделать.

Зло в данном случае не было метафорой – оно существовало в реальной жизни и было вполне живым.

Они хотят отомстить.

Лесли стоит поторопиться и побыстрее вернуться домой.

Джолин вернулась в гостиную и включила телевизор, уменьшив звук до минимума. Показывали фильм с Джерри Макгуайером. Она видела его вместе с Фрэнком. Еще до того, как родился Скайлар. И хотя фильм до сих пор казался вполне современным, этот период ее жизни закончился, казалось, давным-давно, и воспоминания о нем заставили ее загрустить.

Джолин выключила телевизор.

В спальне ей почудилось какое-то движение. Скорее всего, какая-нибудь ерунда, но женщина не могла позволить себе его проигнорировать. Она подошла к двери спальни.

И тут с криком проснулся Скайлар.

В своем сне он был самим собой, но в то же время – марионеткой. За нитки его дергал старый китаец, который подглядывал за ними с мамой в окно; он же похитил его из школьного туалета. Морщинистое лицо скалилось над Скайларом, в то время как узловатые пальцы дергали за нитки и заставляли его плясать. Танцевать он не хотел – ему хотелось убежать, – но его собственная воля и мускулы не могли противостоять всепобеждающей силе ниток.

Неожиданно к нему стала приближаться еще одна марионетка. Ею управлял сердитого вида мужчина с седой бородой, одетый в старомодный костюм и шляпу. Сама марионетка была сделана из мумифицированного тела младенца, с зашитыми черными нитками глазами и ртом. Черные швы придавали голове сморщенный вид. Нитки заставляли высохшие ноги и руки марионетки двигаться вверх и вниз; все это напоминало шаржированный вариант ходьбы. Первой реакцией Скайлара было бежать, и он попытался это сделать, но старый китаец, державший его нити, начал что-то кудахтать и заставил его подойти к марионетке с широко распахнутыми руками, как будто он хотел обнять ее.

Скайлар хотел закричать, но не мог. Он потерял голос.

Неожиданно в его правой руке появился нож, и с резким, болезненным рывком нитка, привязанная к его правой руке, заставила его сделать выпад. Через несколько секунд он уже тыкал несчастную марионетку ножом, попадая мумии то в живот, то в грудь. При этом из порезов не показалось ни капли крови, а только поднимались клубы пыли и, несмотря на отчаянные жесты бородатого кукловода, движения куклы стали замедляться, как будто батарейки, на которых она работала, быстро разряжались. Еще один резкий рывок за нитку, привязанную к его правой руке, и Скайлар стал тыкать куклу в лицо. Он разрезал швы, и на него уставились непроницаемые черные глаза. Беззубый рот раскрылся в бесшумном крике.