«Наградой за смелость» было новое партийное взыскание и традиционное увольнение. «Заслуги» Кабана в свое время привлекли к себе внимание руководителей российского спорта. «Наш человек» — решили там и усадили его сначала в кресло заместителя начальника Управления футбола и хоккея, а затем вице-президента Футбольного союза под надежное прикрытие его покровителя — Вячеслава Колоскова.

Когда 29 сентября 1989 года «Строительная газета» ознакомила читателей с «творчеством» Кабана, Колосков прислал в редакцию гневный отзыв. В нем сообщалось: «Ю. Кабан — квалифицированный специалист, честный, преданный футболу человек». В какой области является специалистом Кабан, теперь знают многие. Ну, а честь в понимании недавнего руководителя российского футбола Колоскова и его подручных категория трудно различимая.

Могу утверждать это, так как на собственном опыте убедился в не самых благородных помыслах Кабана, когда он подвизался в роли начальника команды столичного «Торпедо». На игру на стадионе, носящем сегодня имя Эдуарда Стрельцова, я был назначен инспектором. Не помню, кто в тот вечер судил матч. Зато помню, что арбитраж был далек от идеального. Арбитр допустил несколько заметных ошибок в пользу «Торпедо», за что я снизил ему оценку, о чем, как полагается, тут же по телефону проинформировал федерацию. Когда я уже заканчивал оформление рапорта инспектора, в комнату вошел Кабан. Он тут же принялся уговаривать меня не ставить арбитру сниженный балл. Справедливости ради замечу, что разговор велся предельно вежливо и корректно. Тем не менее я категорически отверг просьбу торпедовского начальника.

Дотошный читатель может озадачиться вопросом: зачем это автор в главе о проблемах судейства вдруг упомянул о деятельности Кабана?

Во-первых, я поступил так потому, что, как видно из последнего примера, Кабан частенько пытался влиять на не шибко устойчивых судей и инспекторов.

А во-вторых, я в этом абсолютно уверен, что, пока у руководящего руля российского футбола будут подвизаться такие деятели, как Колосков, Тукманов, Кабан, Куликов и иже с ними, мы не вправе ожидать серьезных подвижек в судейских делах.

Доверие

Одной из главных проблем российских арбитров является почти полная утрата ими доверия со стороны руководителей клубов, игроков, зрителей, футбольных чиновников. А это едва ли не главный компонент успешной работы судей. Вот для примера возьмем далекий-далекий довоенный сезон.

Перебирая свои архивы, наткнулся на подборку протокольных данных о матчах чемпионата СССР 1939 года. Эти старые листочки давно уже обрели статус реликтов. Но невольно обратил внимание на любопытные факты: многие игры тогда поручалось проводить арбитрам, представлявшим тот же город, что и одна из соревнующихся команд. Решил подвергнуть события 1939 года более тщательному анализу. И вот что получилось. В пятом чемпионате страны участвовали 14 команд, которые в двухкруговом турнире провели 182 встречи. В 35 из них (почти 20%) арбитр и одна из команд были... земляками. В 32 случаях матч обслуживали местные судьи, и только на три игры (в Сталинград 12 и 18 мая и в Москву 17 августа) приезжали судьи, являвшиеся земляками команд-гостей.

Если руководствоваться ставшими ныне привычными представлениями о шансах команд, то, казалось бы, у приезжих клубов не должно было быть никаких иллюзий по поводу исхода предстоящих поединков. Мало того что соперники уже имели существенные выгоды, играя дома, так еще и вся судейская бригада была местной. Не следует сбрасывать со счетов и то, что ни об инспекторах, ни о комиссарах тогда никто ни малейшего понятия не имел. Не существовало и гнетущего влияния «детектора лжи», функции которого позже приняло на себя телевидение. Словом, контроль за деятельностью рефери в те годы практически отсутствовал. И все же... В 35 матчах судейские «земляки» одержали 18 побед, 7 игр завершились ничейными исходами, а в 10 победа была на стороне команд, чьи шансы сегодня мы бы единодушно сочли равными нулю. Как видите, взаимоотношения хозяев поля с гостями в 1939 году, выраженные в статистических выкладках, вполне соотносимы с общепринятыми ныне в футбольном мире показателями. Справедливость требует отметить, что в 35 означенных матчах случилось четыре протеста, которые были отклонены. Вполне можно предположить, что поводами для протестов служили не столько судейские огрехи, сколько то обстоятельство, что тогда команды, подававшие протест, никакими «податями» не облагались.

Я держу в руках таблицу с указанием 35 матчей, в которых арбитры являлись земляками одной из соревнующихся команд.

Таблица, на мой взгляд, являет собой убедительное доказательство доверия, которым располагали служители футбольной Фемиды более 65 лет назад. Как же мы одичали с тех пор!

Чтобы не загружать читателей излишней информацией, назову лишь несколько показательных матчей, в которых участвовали столичные команды.

18 мая. «Трактор» (Сталинград) — «Динамо» (Москва), судья Лапшин — Москва; счет 3:1.

18 мая. «Динамо» (Киев) — «Локомотив» (Москва), судья Чернобыльский — Киев; счет 1:0.

16 июня. «Электрик» (Ленинград) — «Спартак» (Москва), судья Горелкин — Ленинград; счет 3:1.

28 июня. «Динамо» (Ленинград) — «Динамо» (Москва), судья Быстров — Ленинград; счет 0:3.

27 июля. «Динамо» Ленинград — «Спартак» (Москва), судья Воног — Ленинград; счет 1:3.

18 сентября. «Динамо» (Тбилиси) — «Динамо» (Киев), судья Кравченко — Тбилиси; счет 2:2.

Могут возникнуть предположения, что 1939 год был каким-то особенным и организаторы чемпионата вознамерились провести сезон доверия. Ничего подобного. И ничего общего со ставшими впоследствии традиционными и уморительными показухами типа «месячников безопасности дорожного движения», «декадами чистоты» или «неделями вежливости» футбольный сезон 1939 года не имел. Более того, все довоенные и послевоенные чемпионаты проходили под такими же знаками уважения и доверия к представителям судейского корпуса. Об этом постоянно вспоминают ветераны футбола 40—50-х годов. Один из старейших (не по возрасту, а по стажу судейства) арбитров москвич Владимир Барашков рассказывал мне, как в 1952 году (после разгона ЦДСА) его назначили на судейство московской встречи между командой МВО (Московский военный округ) и динамовцами Тбилиси. Армейская команда формально была приписана к Калинину, а играли в ней почти все бывшие мастера ЦДСА (Никаноров, Гринин, Николаев) — то есть, по сути дела, это был столичный клуб. А судить его игру доверили москвичу. «Мы тогда воспринимали подобные назначения как вполне обыденное явление. Никаких признаков подозрительности или недоверия к нам не было. Никто никогда не намекал даже на «столичный патриотизм». Кстати, та игра в 1952-м завершилась вничью — 1:1, и ни единого слова упрека я ни от кого не услышал», — завершил свой монолог Владимир Павлович.

Помню, как еще в 1961 году, когда предстоял решающий финальный матч Кубка СССР между донецким «Шахтером» и московским «Торпедо», тренер горняков Олег Александрович Ошенков официально просил федерацию назначить на судейство этого поединка кого-либо из московских рефери. Да, так было... Со временем лимит доверия к судьям (отнюдь не по их вине) стал медленно, но верно изживать себя: не только главные судьи, но и их помощники стали подбираться исключительно из нейтральных городов... Вскоре и эти меры показались недостаточными, и «нейтральность» арбитров распространили не только на города, но и на республики. Дальше — больше. С 1975 года сперва на важнейшие, а позднее и на все без исключения матчи стали командироваться «грозные» инспекторы, иногда именовавшиеся (наверное, для острастки) комиссарами.