Они вышли к побережью из маленькой улочки, застыли, пережидая верховой патруль, и тихо побежали к воде. Грязное море плескало о берег, освещаемое двумя несущимися по небосводу лунами. Макс, ежеминутно оглядываясь на увеличивающееся подрагивающее зарево над храмом, потянул за собой Венин, подобравшую рубаху, – и, медленно погружаясь, побрел вперед, среди черных остовов домов. Если успеют уйти за поле видимости – спасутся.

Воды было по пояс, но плеск в тиши этой ночи разносился очень далеко, да и луны светили очень ясно. Раздался шум – на берег выехал очередной патруль на охонгах.

– Тш-ш, – Макс присел у торчащего осклизлого столба, потянул Венин вниз.

Патруль проехал у кромки воды и скрылся в улочках Лакшии, и беглецы двинулись дальше в мерно плещущейся воде, забирая вправо. Туда, где кончался город и начинался спасительный лес.

И в этот момент стало светло как днем. Макс обернулся – и от нахлынувшей паники так сжал женскую руку, что Венин застонала.

Там, над храмом, в красном зареве, поднимался некто чудовищный, с двумя парами рук – обычными человеческими и лезвиями, как у тха-охонга. Видимо, обряд принес свои плоды, и проснулся первый из богов. Поднимался, медленно поворачиваясь к нему, Максу, – и Тротт, уже не таясь, накинул на себя щит, чтоб хоть как-то защититься – вот теперь опасность была очевидной, – и пошел в сторону так быстро, как только позволяла вода. Венин сосредоточенно ступала за ним. В глазах ее был ужас.

Фигура чудовищного бога все уплотнялась; он небрежно повел рукой в сторону моря и проговорил что-то – грохот был в его голосе и рев тысяч водопадов. Спускающиеся от храма патрули вдруг сорвались с дороги и поскакали напрямую к морю. К ним.

На берег выскочили всадники, теперь уже очевидно зная, где искать святотатца. Раздались окрики. В воду полетели плошки с горючей смесью – огонь растекался по морской поверхности, а Макс шел, упрямо утягивая за собой чуть ли не теряющую сознание от ужаса Венин. Луны стали ярче, снова на весь город полыхнуло белым, и беглецов увидели. Засвистели вокруг стрелы; Макс нащупал Источник, потянул столько сил, сколько возможно было, укрепляя щит. И оглянулся.

Бог-паук шагал к ним прямо по городу, полупрозрачный, клубящийся кровавой тьмой, а по абрисам его силуэта разливалось багровое сияние. И глаза горели багровым, как угли. Он неслышно и быстро переступал огромными паучьими лапами, и в руке его образовывалась толстая дымная плеть.

Паук взмахнул ею, загудел рассекаемый воздух – и море в метрах пятидесяти от Макса взревело, поднялось стеной из пены и брызг, расходясь от удара. Их с Венин бросило на ближайший прогнивший дом, оглушило, завертело. Если бы не щит, они бы уже были мертвы. Щит смягчил удар, и Тротт успел вцепиться в какой-то столб, а второй рукой прижал к себе Венин, пережидая водное буйство. Но, когда волны опали, огромный бог оказался прямо над ними. И уже гудела, опускаясь, дымная плеть.

Женщина в руках Макса всхлипнула и уткнулась в его плечо. Тротт потянулся к Источнику – и, поняв, что не успевает, заорал, глядя в оскаленную морду чужого бога:

– Отец!!! Помоги!!!

Море поднялось огромной убийственной волной, швырнуло их о стену, разнесло щит, с жестокостью вечного существа закрутило, заливая в рты соленую взвесь песка и грязи и пытаясь оторвать друг от друга. И заревел яростно чужой бог – так, что, похоже, лопнули барабанные перепонки, – потому что вдруг стало тихо и спокойно. Словно вдруг выключили свет и звук.

А после Макса швырнуло о древесный ствол – и он, кашляя и сотрясаясь в спазмах, сполз на землю, продолжая удерживать в руках обмякшую женщину. Приподнялся, отдышался, отплевался от грязи, чувствуя, как снова течет по ушибленной спине кровь, и приходя в себя. Он даже не мог удивляться – в таком шоке был. В глазах все расплывалось, голова кружилась до тошноты: то ли от удара, то ли от ранения, то ли от полета сквозь пронзающие тело разряды. Они и сейчас чувствовались, будто Макс впитал в себя родственную силу, выкинувшую его из-под убийственной волны, и его потряхивало от адреналина и рвущейся наружу энергии Источника.

Наконец удалось сфокусировать зрение.

Венин лежала у него на коленях тяжелой ношей – голова откинута назад, рот приоткрыт, незрячие глаза смотрят куда-то в небеса. Макс сипло чертыхнулся, мгновенно собравшись, потряс ее – голова моталась туда-сюда, – приложил пальцы к венке на шее, пытаясь нащупать пульс.

Пульс не считывался. И Тротт, тяжело дыша и встав на колени под светом двух лун, в лихорадочной спешке прощупал всю Венин – нет ли тяжелых ран, не сломана ли шея. Пережил очередной приступ головокружения, отдавшийся в руки – их закололо, защипало разрядами. Перекинул женщину животом через колено – как и ожидал, изо рта ее хлынула вода – и он стучал по спине, сгибал сильнее, а потом уложил на землю, запрокинул ей голову, зажал нос и сделал несколько вдохов. Снова пошла вода – и Макс нажимал на грудь, пытаясь запустить сердце, опять вдыхал, но все зря. От тяжелого дыхания вновь стало расплываться в глазах, но Тротт был очень, очень упорным и методичным человеком. Не для того он тащил женщину из города. Взял – значит, признал свою ответственность за ее жизнь.

При очередном нажиме голова Макса взорвалась болью, в глазах потемнело – а когда посветлело, он вдруг воочию увидел замершее сердце бывшей рабыни, оплетенное сосудами. И руки его словно стали прозрачными. Макс, не раздумывая, сунул эти руки ей в грудь, продолжая вдыхать в рот воздух – и сжимая и разжимая молчащий сосуд жизни.

Напряжение в теле сходило на нет, иссякала сила, когда сердце все-таки сократилось раз, другой, третий – и начало снова перегонять кровь. Он вытащил руки, уже начавшие уплотняться. Грудная клетка дрогнула – Венин попыталась вздохнуть. И закашлялась, захрипела. Макс поспешно перевернул ее на бок, снова начал хлопать по спине. Она все силилась вздохнуть, снова кашляла, выдавливая из себя воду, стонала. Долго это продолжалось, пока она не замерла, вцепившись ему в руку, судорожно, неглубоко вдыхая и выдыхая. Глаза ее были испуганными, ее било мелкой дрожью, и она жалобно, просяще плакала, прижавшись к его ногам. А он улыбался как идиот.

– Все, – сказал он успокаивающе, приподнимая и привлекая ее к себе. – Все закончилось. Дыши. Старайся дышать.

Мокрая женщина затихла на его плече, все так же мелко вздрагивая. Макс наконец осмотрелся.

Вокруг было темно, но запах был свежий, лесной. Ничего похожего на удушливую вонь столицы. В свете двух лун Тротт ясно видел высокие древовидные папоротники и чуть дальше – знакомый частокол. Чудом Источника их вышвырнуло из-под удара чужого бога прямо к поселению дар-тени, в котором находился его дом.

В середине ночи в дом слепой Далин вошел крайне мокрый дар-тени, держащий на руках не менее мокрую обессиленную женщину. С печки поднялись дети, настороженно поблескивая черными глазенками. Далин завозилась на своей кровати, тоже приподнялась.

– Быстро топить мне ванран, – шикнул Тротт, и дети послушно, хоть и немного разочарованно ретировались. Ванраном здесь назывался аналог земляной бани, топившейся по-черному, – он выкапывался в насыпных холмах, укреплялся травой, устилался листьями, папоротниками и соломой, и вместо печки в нем использовалась большая и глубокая глиняная чаша. Макс уложил дрожащую Венин на низкий теплый выступ печи. – Далин, подойди. У нас гостья.