Настоящее…

Матвей Иванович Тихомиров родился, будто по часам — ровно в срок, не доставив матери почти никаких проблем и страданий. Быстро, четко, даже как-то… красиво. Да только… Компенсировал все сполна после рождения. Коликами, крутым нравом, прелестями первых зубов, громким голосом и любознательностью.

Со сном у Тихомировых стало туго. Иван предлагал привлечь няню, но Ксюша отказывалась — хотела справиться своими силами. О том, чтобы о помощи попросить мать, речи пока и быть не могло… Иногда жалела, но в целом… Без помощи Ивана не справилась бы, а так… Все было хорошо. Стая держалась.

Так и сегодня утром — пока Ксюша досыпала, Иван успел сходить в душ, проведать сына, вернуться в спальню…

— Спит?

— Спит.

Ксюша лежала на кровати, обняв подушку, из-под полуопущенных век мужа взглядом окинула…. Без футболки, чуть мокрый, головой трясет по-собачьи… Так, что мелкие брызги покрывают даже кожу на ее ногах и голых бедрах.

– И это значит… — а потом ухмыляется, к кровати подходит, по ней подползает к жене, с бока на спину переворачивает, обхватывает щиколотки, забрасывает себе на поясницу, чуть на себя подтягивает, устраивая удобней…

Дыханием шею щекочет, потом кожу чуть прикусывает, дует, целует… И вроде бы спать хотелось. Очень. А теперь…

Ксюша сама тянется к полам футболки, в которой спала, снять мужу помогает, на локтях приподнимается, пытается его губы поймать…

– У папы праздник, — оба улыбаются, снова целуются, Ксюша обратно на подушку падает, глаза закрывает, позволяет себе расслабиться и сосредоточиться… На каждом его касании, на своих ощущениях.

— У мамы тоже, — на шепоте над самым ухом.

На собственном стоне… Вероятно, слишком чувственном, потому что Бродяга замирает, вопрос задает:

— Не так?

— Так, Тихомиров… Хорошо просто… Очень…

Дважды просить его опять не надо — дальше он действует уже без оглядки на стоны, точнее работает над тем, чтобы они продолжались, а еще лучше — усиливались.

С рождением Матвея такие утра стали намного более редкими. Тихомировы убеждали себя, что это временно, но… Даже если нет — не жалели.

Матвейка подарил им новый спектр ощущений. Новое понимание любви, не только к нему, но и друг к другу. Они по-прежнему были максимально подходящими любовниками, надежными партнерами, лучшими друзьями, но теперь стали еще и родителями, связав свои жизни так плотно, как это только возможно на нашей планете…

Ставка Ивана сыграла. После появления на свет сына, жизнь Ксюши изменилась настолько, что произошедшее не так давно отошло на второй план. Она все еще держала дистанцию с родителями, но однажды уже позволила им увидеть Матвея. На том пока все, это был максимум. В будущем, возможно, все изменится, а может и нет. Так далеко Совет не заглядывал.

Сами Тихомировы смогли вернуть то доверие, которое существовало между ними до произошедшего кошмара, а может даже достичь большего… Они отстроили крышу, усовершенствовав ее. Теперь она блистала новыми шпилями, теперь их королевство было еще более неприступным. А черепаха была довольно, ведь слоны опять на месте. Преданность, честность, доверие. И права вновь покоситься у мира больше нет — сверху теперь колыбель Матвейки.

Впереди их ждал миллион и один вызов, но они были готовы.

Ксюша смогла пережить свой главный страх — проснуться как-то утром и не увидеть его голову на соседней подушке. Это произошло незаметно для нее самой.

Просто как-то раз открыла глаза, повернулась в его сторону, там было пусто и в голове мысль… Наверное, кофе варит.

Не умер. Не пропал. Не навсегда. Просто кофе варит.

Ксюша от осознания этих изменений тогда моментально взбодрилась, а потом же, улыбаясь, переползла на его половину кровати, зарываясь носом в пахнущую им подушку, осознавая, что у них все хорошо… Все снова хорошо и даже лучше.

Бродяге и Принцессе очень хотелось бы полежать — устало обнимаясь, дразня друг друга мимолетными поцелуями, может даже заходя на второй круг — чем черт не шутит? Но оба понимали, что времени у них совсем мало… Скоро Матвей проснется и романтике конец, но прежде…

Ксюша давно хотела сделать одну вещь, но все как-то не решалась. Стыдно было. Глупо как-то, а сегодня…

Чмокнула Ивана в губы, резко откатилась, нащупала футболку, юркнула в нее, в Бродягу штанами зарядила.

— Ты чего? Тихо же… — в растерянного Бродягу. Натренированного подрываться с такой скоростью только, если сын заплакал.

— Встань, пожалуйста.

Ксюша с кровати поднялась, прошлась босыми ногами до двери в спальню, открыла ее.

— Зачем? Ты меня выгоняешь? Тебе не понравилось? Так ты скажи, я повторю, работу над ошибками проведем, — хмыкнул.

— Не предполагай, Тихомиров. Просто сделай, что прошу.

Ксюша редко командовала, но когда начинала… Легче было подчиниться. Да и ему ведь не сложно. В штаны облачиться, подойти, чуть наклонившись, поцеловать в кончик носа.

— Я сейчас дверь закрою, а ты постучись…

— Ксень, у тебя температура? — а потом и лоб поцеловать, проверяя.

— Просто сделай, Вань. Пожалуйста…

Он вздохнул, посмотрел скептически, кивнул, вышел.

Ксюша медленно дверь закрывала, прежде чем окончательно это сделать — в щелочку на него долго смотрела. Ваня ничего не понимал, но на вопросы она все равно не отвечала, поэтому смирился.

Дождался, пока дверь окончательно закрыта будет, руку поднял, почему-то дыхание затаил на секунду, а потом трижды… И еще раз трижды… И снова трижды…

Ручка медленно вниз поползла, снова щелочка, чуть шире… И еще шире… И еще… Ксюшин взгляд, прошедшийся от кончиков пальцев на ногах и до самой взъерошенной макушки… Спустившийся к глазам…

Которые, когда-то казалось, больше в жизни не увидит. Никогда. А теперь…

Отпустила дверь, сделала шаг к нему, обняла, что было мочи, прижалась, в грудь уткнулась, зашептала сбивчиво, мешая слова со слезами.

— Ты постучался, Вань… Ты постучался…

— Ты просила ведь, Ксюш… — растерянный Бродяга застыл, не сразу сообразил, что ее тоже обнять хорошо было бы, пожалуй. А то ведь плачет отчего-то… Неужели гормоны опять? — Что не так? Говори. Исправим.

— Не надо исправлять, Вань… Просто…

— Что? — только она знала, как много это для нее значило. Только она понимала, что такого шанса ни у кого больше нет. Ни у одного человека. Только у нее одной…

— Ты постучался, Вань… Ты постучался…

Он так и не понял, она даже не попыталась объяснить. Но… Он постучался в ее дверь, она смогла ему открыть. Это было главным.

Конец