Составленный через несколько десятилетий после представления при дворе династии Западная Хань трактата «Мудрецы из Хуайнани», исторический опус Ши-цзи тоже предназначался для литературного отображения проекта империи. Изначальным автором Ши-цзи числится Сыма Цянь (ок. 145– 86 до н. э.), приходящийся сыном Сыма Таню, служившему ведущим историком при императоре У. Когда Сыма Цянь оскорбил императора тем, что попытался вступиться за воеводу, проигравшего сражение, тот приговорил его к кастрации. После такого приговора, чтобы не подвергаться бесчестью, полагалось совершить почетное самоубийство.

В письме своему приятелю Жень Аню Сыма Цянь оправдывал свое решение не накладывать на себя руки целями составления подробной исторической хроники, которую он надеялся закончить при жизни: «Я собрал старинные традиции, забытые в нашем мире, изучил поведение людей, исследовал принципы успехов и неудач, а также возвышения и упадка… Я желаю после этого использовать до конца [цзю] взаимный обмен между Небесами и человеком, проследить до самого истока [тун] слова какой-нибудь одной школы или семьи»13.

Замысел Ши-цзи определяется стремлением его автора отразить всю историю человечества и общества от Желтого императора до собственных дней Сыма Цяня. В качестве своего исторического образца он берет «Книгу осеней и вёсен», но добавляет в нее периоды, предшествовавшие этому древнему труду и наступившие после его написания. Сыма Цянь предлагает повод для такого мощного исторического размаха через включение очерка своего отца, посвященного Шести Школам в послесловии, в котором он сообщает о том, как пришел к написанию Ши-цзи. В этом очерке находим восхваление даосов за «их эволюцию одновременно с ходом времен», «загрузку в ответ на изменение порядка вещей», и тем самым их объявляют «подходящими для всех дел». Таким образом, среди представителей этих Шести Школ даосы воплотили в себе идеал всеобщей мудрости, к которой Сыма Цянь стремился, приступая к своему собственному труду.

Тема всеобщности к тому же фигурирует в замысле Сыма Цяня на построение структуры своего труда на том принципе, что миром управляла династия всемирных монархов, начиная с момента самого создания государства Желтым императором. Первые двенадцать его глав («Отправные хроники») посвящены одному из правящих миром монарху или династии. Прослеживая историю единой империи династии Хань назад к самому ее началу, Сыма Цянь исходит из того, что всецелый суверенитет передавался от монарха монарху от Желтого императора до собственного правителя императора У, не прерываясь. Мысль о единственном правителе, отстаивавшаяся в полемике конца периода Сражающихся царств как фундамент интеллектуального единства, здесь появляется снова в качестве объединяющего принципа китайской истории14.

В дополнение к «Отправным хроникам» с их пронизывающей насквозь идеей суверенитета остальными категориями глав предусматриваются «Таблицы», представляющие собой схемы, связывающие историю и благородные кланы каждого княжества с последовательно приходившими к власти монархами; «Монографии», авторы которых прослеживают развитие обрядов, музыки, свирелей, календарей и жертвоприношений, придававших идее империи зрительную и звуковую форму; «Наследственные хозяйства», где речь идет о земельных владениях и, наряду с «Таблицами», включают в некий имперский идеал предшествовавшую ему реальность существования многочисленных государств; а в «Традициях» через описание чиновников, дипломатов, генералов, купцов, ремесленников, мастеров философских размышлений, ученых, поэтов, колдунов, убийц и разбойников – всех простолюдинов – представляется портрет общества Сражающихся царств, империи Цинь и начала династии Хань в целом.

Сам трактат Ши-цзи как таковой к догматам не относится, однако в его построении применена структура канона и предусмотрены толкования. Вводные двенадцать глав труда Сыма Цяня представляют собой хронику событий наподобие той, что дошла до нас в «Книге чун-цю». Иероглиф цзи, стоящий в названиях всех этих глав, читается очень близко по звучанию к иероглифу цзин, и ему присваивается общий диапазон значений: «путеводная нить», «стандарт», «правило» или «норма». В названии практически всех остальных разделов присутствует иероглиф чжуань, означающий комментарии. В то время как рассказы и поучительные истории в чжуанях Сыма Цяня имеют мало общего с разъяснениями параграфов в комментарии Гуньян к «Книге чун-цю», они напоминают материал из трактата Цзо-чжуань, который Сыма Цянь называет самой точной записью объяснения Конфуцием этой «Книги». Биографии простолюдинов в Ши-цзине тем самым играют роль комментария к канону, добавляющего лаконичным и суховатым хроникам суть, детали и драму15.

В своей работе Сыма Цянь к тому же стремился достичь полноты, доступной авторам предыдущих трактатов. В приписываемых Конфуцию истинах встречается множество абзацев из трактата «Суждения и беседы» (Лунь-юй), расположенных в порядке, составляющем исторический контекст. Биографии остальных деятелей масштаба Цюй Юаня, Цзя И и Сыма Сянжу смотрятся собранием сочинений, ими же написанных. Сыма Цянь к тому же позаимствовал много материала из Цзо-чжуань, хотя он переписал его на устаревший язык, и его история Сражающихся царств составлена из пространных цитат трактатов, позже отредактированных в труде под названием Чжаньго-це («Планы Сражающихся царств»). К тому же взяты выдержки из таких философских трудов, как Мэн-цзы, а также из них адаптированы некоторые материалы. Короче говоря, невзирая на то, что составлением Ши-цзи занимался Сыма Цянь и его отец, частое заимствование для данного труда выдержек из других произведений и включение в него чужих работ, история в нем представляется в виде «многоголосой» энциклопедии литературы, известной в начале династии Хань.

«Многоголосая» природа данного труда к тому же служит источником исторических уроков, подносимых посредством парадоксального переплетения между приведенными предположениями и хрониками фактических событий. Примерами таких уроков можно считать кардинальное несовпадение между напыщенными утверждениями, найденными в письменах первого китайского императора, и изложением Сыма Цянем событий времен его правителя или несоответствия между обещаниями мастеров потайных искусств, которые они давали императору У, и полученными результатами. Точно так же, описывая исторических деятелей только лишь со слов их современников и подразделяя предания на несколько глав, написанных с позиции различных участников событий, авторы Ши-цзи дают объективную картину и общую перспективу, которых не хватало бы, если бы Сыма Цянь выразил исключительное свое мнение16.

Сыма Цянь примерил на себя роль нового Конфуция тем, что вплетал в ткань истории собственные суждения. Но с утверждением конфуцианского догмата в качестве государственной ортодоксии трактат Ши-цзи с его мнимым уклоном в даосизм стали подвергать сомнению. Бань Бяо и его сын Бань Гу, в I веке и. э. взявшие на себя бремя продолжения составления истории династии Хань, приспособили структурную модель работы Сыма Цяня под свои цели, но они отвергли его видение всеобщности и подвергли критике то, что он не смог по достоинству оценить преимущества конфуцианства17.