– Глянь-ка, кто у нас тут прячется.

Охотник идет, опустив голову, прямые светлые волосы закрывают ему лицо.

Несбит тычком бросает его на колени, и тогда он поднимает голову.

Он повзрослел. В последний раз я видел его, когда мне самому было тринадцать лет, но его я узнал бы где угодно.

Он тоже меня узнал.

– Натан.

Моя первая мысль не о нем, а об Анне-Лизе. Я знаю, что Коннора она любит больше других своих братьев. Знаю, что это он помог ей бежать. И я пытаюсь думать о нем хорошо.

Но тут он говорит:

– Натан. Они меня заставили. Мой дядя заставил меня пойти в Охотники. Мне ничего этого не нужно.

И я прихожу в бешенство. Я стою перед ним по колено в трупах, а ему, значит, ничего этого не нужно, его, видите ли, заставили. Он все такой же жалкий трус, каким я его помню.

– В чем дело? – спрашивает Габриэль.

– О, Габриэль. Позволь мне представить тебе моего старинного приятеля. Этот кусок дерьма именуется Коннором. Коннор О’Брайен. Младший брат Анны-Лизы. Когда-то мы ходили с ним в одну школу. Теперь он Охотник, но ты не бойся его, Габриэль, потому что он не хочет быть Охотником. Он не хочет никого обижать. По крайней мере, пока его не заставят. А потом, когда его заставят и он все-таки обидит кого-нибудь, то будет долго-долго извиняться. Так что все в порядке. – Я отворачиваюсь и пытаюсь взять себя в руки, но у меня не получается, и тогда я снова оборачиваюсь к нему, с силой пинаю его ногой в живот и ору: – Правда, Коннор?

Он перегибается пополам и падает на колени, со стоном уткнувшись в землю лицом.

– О! Прости меня, Коннор, я не хотел тебя обидеть. Просто у меня работа такая. Вообще-то я совсем не хочу это делать.

Габриэль встает между мной и Коннором, хотя никакой необходимости в этом нет. Я не собираюсь пинать Коннора снова, хотя у меня все еще кружится голова от бешенства. Я говорю Габриэлю:

– Я в порядке. Так, сорвался на секунду. – Но потом наклоняюсь к Коннору и говорю: – Это Коннор сыпал мне на спину порошок, который выжег на ней мои шрамы. Но не все, только «Б».

– Тогда я сейчас напишу на его спине мое имя, – говорит Маркус. Он широкими шагами подходит к нам. За волосы поднимает с земли Коннора, приставляет Фэйрборн к его горлу. Коннор смотрит на меня большими от ужаса глазами.

– А может, просто отрезать ему голову? – спрашивает меня Маркус. – Да или нет?

– Коннор!

Это Анна-Лиза. Она идет во главе целой процессии, которая вливается в лагерь между деревьями, и последние несколько шагов бежит бегом. Она кричит:

– Отпустите его! – Потом поднимает с земли охотничий пистолет, оброненный в бою, и наставляет его на Маркуса.

Я, раскинув руки в стороны, встаю между ними.

– Анна-Лиза. Положи пистолет.

– Отойди от меня, Натан. Скажи Маркусу, чтобы он отпустил Коннора.

Я встаю перед ней. Все так же, с раскинутыми руками. Говорю, стараясь не повышать голоса и казаться спокойным.

– Анна-Лиза. Коннору мы ничего не сделаем. Пожалуйста, положи пистолет. Он только все затрудняет. Положи его. Пожалуйста.

Я вижу, что она дрожит, но она отвечает:

– Нет, пока вы не отпустите моего брата.

Я поворачиваюсь к Маркусу и как можно более волевым голосом говорю:

– Он наш пленник. Сдадим его Селии, пусть сама с ним разбирается. Она наверняка захочет его допросить. Пусть он будет ее проблемой.

Потом поворачиваюсь к Анне-Лизе:

– Пожалуйста, Анна-Лиза, положи пистолет.

– Обещай мне, – говорит она. – Обещай, что вы не причините ему вреда.

– Да. Я обещаю. Он наш пленник.

Она опускает пистолет.

Я поворачиваюсь к отцу и говорю:

– Сдадим его Селии.

Маркус отвечает:

– Потом, когда она с ним закончит, я все-таки вырежу на его спине свое имя. – Но отпускает волосы Коннора, и тот падает вперед.

И тут где-то слева от меня раздается выстрел, и один из фуражиров падает. Новый выстрел, вопль, еще один упавший фуражир.

– Охотники! Охотники! – кричит кто-то, остальные подхватывают. Фуражиры уже бегут прочь, туда, откуда пришли, но я вижу, как за ними маячат черные фигуры Охотников. Так вот откуда шипение. Все это время они прятались между деревьями. Невидимки. Но мы уже окружены, и прятаться им больше ни к чему. Это ловушка.

Габриэль стреляет в Охотников, но тех становится все больше и больше.

Греторекс кричит:

– Всем залечь! Не высовываться! – Но мы едва слышим ее голос, такая вокруг стоит пальба и треск.

Анна-Лиза стоит, ее прикрывает дерево справа. Я лежу. Пули взрывают вокруг меня землю. Я кричу:

– Анна-Лиза, ложись. – Она то ли не слышит меня, то ли не слушает, но остается стоять. Я хочу крикнуть снова, когда она вдруг поднимает свой пистолет, и я оборачиваюсь, ожидая увидеть бегущую к ней Охотницу, но все оказывается куда хуже.

Коннор ползет к ящику с пистолетами. Я кричу ему:

– Нет, Коннор. Нет! – Но поздно. Маркус разозлился. Он снова хватает Коннора за волосы, разворачивает ко мне лицом и убивает ударом ножа в горло.

Анна-Лиза спускает курок, гремит выстрел, еще один.

Маркус покачивается.

Вторая пуля входит в нескольких сантиметрах над первой. Обе в груди. Маленькие красные пятна расплываются по его рубашке, он падает на колени. И я застываю на месте, глядя на него.

Мой отец, его застрелили.

Я поворачиваюсь к Анне-Лизе, она держит пистолет прямо перед собой, целясь в Маркуса.

Я делаю шаг вперед, чтобы закрыть его. Встаю во весь рост. Она визжит мне в лицо:

– Ты же обещал! Ты обещал!

Вокруг нас снова начинают греметь выстрелы, и Габриэль бросается на меня и падает со мной на землю, прикрывая меня от пуль своим телом. Когда я поднимаю голову, Анны-Лизы уже нет.

Прижимаясь к земле, я ползу назад к Маркусу. Надо оттащить его за ящики. Раны у него серьезные, но не смертельные. И потом, это же Маркус: у него огромная сила исцеления. Он выживет.

– Не дай себе умереть, пока мы не доберемся до Ван, – говорю я ему.

Маркус кашляет.

– Не уверен, что ты до нее доберешься. И вообще куда-нибудь.

Он прав: большинству членов альянса удалось бежать, но если кто-нибудь из них доберется до прохода, и Охотники последуют туда за ним, то всему конец. Четверо или пятеро мертвых повстанцев остались лежать на поле боя, еще один прямо у меня на глазах падает вдали. И тут до меня доходит, что все это было спланировано заранее. Охотники наверняка подсмотрели, где проход; и, может быть, даже захватили наш лагерь.