– Слушай, а она что-нибудь говорит?

– Молчит, как партизанка. Сейчас у нее нервный срыв, и врачи к ней никого не пускают, – хмыкнул Николай. – И дальше у нее наверняка будут «проблемы с нервами». Или с сердцем. Или еще с чем-то. Но она явно была сообщницей Алана. И если кто-то и знает о его нынешнем местонахождении, то только она. Кстати, именно она подкинула наркотики Оксане. Больше просто некому.

– Как?! – Алла была откровенно поражена. – Анастасия?!

Николай кивнул и рассказал, что фортунские полицейские допросили всех, кто появлялся у Оксаны в комнате. Одна горничная призналась, что видела, как из покоев Оксаны выскользнула княгиня-мать и быстро удалилась. Вначале горничная ничего не сказала – слуги мечтали, чтобы «русская мафия» побыстрее убралась из резиденции, и надеялись, что после ареста Оксаны это наконец произойдет. А когда стали допрашивать всех по отдельности, горничная сказала о том, что видела. А все равно доказать ничего невозможно – на пакете нет отпечатков пальцев, никто не видел, как княгиня-мать что-то подбрасывала. И слово горничной против слова княгини-матери…

– А звонок в полицию? Ведь комнату Оксаны обыскали по звонку?

Николай усмехнулся.

– Анонимный звонок. Говорил мужчина. Вроде бы с акцентом… Дежурный не успел понять. Но наша мафия успела достать и фортунскую полицию, поэтому они не стали особо вникать в то, кто звонил. Они поехали с обыском и нашли наркотики. Кстати, отсутствие Оксаниных отпечатков ей помогло. Но фортунцы вначале думали на Ромаза Нуримовича, вернее, его младшего сына – что эта семейка решила использовать Оксану для переброски своего товара.

– А зачем княгине-матери было подставлять Оксану? – не поняла Алла.

– Думаю, чтобы они убрались из резиденции. Семья Заблудайко. А скорее всего, просто по-бабьи хотела сделать гадость тем, кто так заловил ее сына – Сергею Григорьевичу, Ларисе Тарасовне. Проще всего было подкинуть отраву Оксане, поэтому и подкинула. А наркота, возможно, хранилась у них с сыном на крайний случай – если срочно потребуются деньги. Например, оставили после последнего вояжа в Сьерра-Леоне.

Алла покачала головой. Она радовалась, что уехала из княжества Фортунского, и не собиралась туда возвращаться. Ей не хотелось бы жить одной семьей с Аланом и его мамочкой.

Она подняла глаза на Николая.

– Пойдем поужинаем? – предложил он. – Рабочий день давно закончился. Как раз и продолжим обсуждение наших общих знакомых и мест, где они сейчас могут находиться.

Алан с Витольдом второй день пили горилку на старой даче Ларисы Тарасовны, где князю довелось пожить четырнадцать лет назад. Компанию им составляли украинцы, приехавшие в Петербург на заработки и в течение дня работавшие в магазине Ларисы Тарасовны. Алану с Витольдом оставалось только пить, поскольку делать на даче было совершенно нечего, а приходилось ждать, когда чеченцы организуют их «освобождение». Первоначальный план претерпел кое-какие изменения, и ожидание затягивалось. Это надоело.

– А пошли по бабам! – вдруг предложил один из мужиков, работающих у Ларисы Тарасовны грузчиком. – Эй, вы же еще у нас ни разу по бабам не ходили! Вы любите русских баб?

– Да, – сказал Алан. С украинцами они общались на какой-то дикой смеси языков, но обычно друг друга понимали, в особенности после совместного распития горилки.

Витольд лишь застонал.

– А украинских? – спросили Алана. – В Питере столько наших девчонок подрабатывает…

Мужики, работающие у Ларисы Тарасовны, стали обсуждать, куда лучше отправиться. В конце концов решили в центр, на участок от площади Восстания до площади Александра Невского – доедут на электричке до Московского вокзала, а там уже рядом. И дешево, и рассмотреть можно сразу же, не то что из агентства заказывать, когда неизвестно кого привезут.

Поехали трое, которые работали в Петербурге без жен, и Алан с Витольдом, которые уже просто замаялись на даче. А если человек Саида все-таки позвонит сегодня, то пусть освобождают их из русского борделя, в который, как они скажут, их силой затащили хохлы-гастарбайтеры.

Но на Московском вокзале жаждущие женского тела мужчины попали в руки милиции и их, как лиц без прописки и документов, которые никто с собой не взял, отвели в ближайшее отделение, где к предъявленным обвинениям присовокупили появление в общественном месте в нетрезвом виде.

– Вот это влипли. И все из-за тебя, – прошипел Витольд. – И как нас теперь будет вызволять Саид?

– В России все покупается и продается, – напомнил Алан. – Забыл, что нам рассказывали? Саид нас как раз сможет отсюда выкупить.

– И потом мы всему миру будем рассказывать, как чеченский полевой командир выкупал нас у русской милиции?

– Можно сказать: у мафии. Милиция, как мне говорили, у них не очень от мафии отличается.

Алан попытался потребовать разрешения позвонить (на это его знания русского языка хватало), но ему просто и доходчиво объяснили, куда ему засунуть его требование. Задержанных обыскали, деньги отобрали, но допрос сразу же проводить не стали – в отделение привели большую толпу цыганок, милиции стало не до пятерых задержанных мужчин, и их отправили в камеру.

– Вы чего не сказали, что вы иностранцы? – спросил один из украинцев. – К вам бы совсем по-другому отнеслись.

– Нам нельзя этого говорить, – ответил Витольд.

– Лариса Тарасовна не велела?

Алан с Витольдом предпочли ответить, что да. Они заявились на дачу сами по себе, поскольку посчитали ее местом, где их никто не будет искать – во-первых, и прекрасным поводом, чтобы в дальнейшем сделать пакость Ларисе Тарасовне и Сергею Григорьевичу – во-вторых. Алан дорогу на дачу запомнил на всю жизнь еще четырнадцать лет назад.

Но оказалось, что там живут рабочие. Пришлось сказать, что она отправила туда и Алана с Витольдом. Их разместили, кормили из общего котла и поили горилкой из огромных бутылей. Сама Лариса Тарасовна все еще находилась в княжестве Фортунском, как, впрочем, и Сергей Григорьевич, и Оксана, и Тарас. Алан с Витольдом быстро выяснили, что Лариса Тарасовна на эту дачу теперь никогда не приезжает, у нее новый шикарный особняк, а тут проживают только рабочие.

Внезапно у решетки камеры появился юркий тип в штатском.

– Эй, кто тут хотел позвонить? – спросил он и быстро нашел глазами Алана. И когда только тип успел его заметить?

– У меня отобрали все деньги, – на всякий случай предупредил Алан, знавший немного о порядках в России.

– Часы есть? – спросил тип.

Алан кивнул.

– Покажи.

Часы были дорогими швейцарскими, правда, выглядели довольно невзрачно. Их цену мог определить только знаток. Милиционеры отделения не определили и оставили их на руке князя, от чего Алан в душе позлорадствовал.