– Это правда?

– Правда.

Он не обманывал её, потому что принял решение оставить Лебедянь. Осада этого ничтожного городка не прибавляла ему славы, лишь задерживала войска среди просторов этой дикой неуступчивой Руси.

Его ждала Мунганская степь, куда Бату-хан собирал свои застрявшие в лесах и болотах урусов войска.

– Клянусь, не сбегу! – сказала она не колеблясь; он с уважением ждал, когда перед тем она несколько мгновений молчала, словно прощалась со всем, что было ей дорого.

Джурмагун позвал Бавлаша и приказал ему собрать всех бин-баши в юрте его помощника. Он собирался объявить им решение – с рассветом отправляться в путь.

Джурмагун усмехнулся, представив себе радостные лица своих военачальников – надвигающаяся урусская зима их пугала, и они не хотели задерживаться в этой неприветливой земле.

А ещё Джурмагун позвал к себе Ганджу. Этот пронырливый джигит отличался острым умом, знал несколько языков, в том числе и язык урусов, отчего его чаще держали в толмачах.

Воевода объяснил, что ему нужно, и Ганджа в знак повиновения склонил голову, хотя Джурмагун мог поклясться, что в его глазах мелькнула насмешливая искорка.

А всего-то Гандже приказали раздобыть теплую дорожную одежду для женщины. Конечно, самую лучшую. Ну и что там женщине положено. Из исподнего…

Теперь, когда Прозора увидела всю глубину и искренность горя Аваджи, она больше не могла относиться к нему как к врагу.

А ещё она подумала, что со временем многое утратила из того, чему её учил мудрый монах Агапит. Уж он-то, наверное, не позволял себе судить других так, как это делает его ученица. Не стала ли ты обычной глупой бабой, Прозора?

Теперь она разговаривала с Аваджи на его языке, но он этого даже не заметил.

– Как ты думаешь отыскать Анастасию? – допытывалась она.

– Я знаю, где она может быть, – скупо пояснял он.

– Но тебе одному не справиться!

– Трудно будет, – согласился он.

– Подожди, вернется из Лебедяни Лоза… мой муж. Он что-нибудь придумает.

– Я уже сам придумал.

На самом деле Аваджи третий день метался, точно зверь по клетке, но кроме уверенности, что Ана в шатре великого багатура, ничего на ум не шло. Знахарка права: в одиночку к шатру Джурмагуна не добраться. Он думал теперь о себе, не как о его нукере, а как о вражеском лазутчике, который должен не только дойти до цели, но и вернуться обратно с желанной добычей.

Ночь не принесла ему избавления от душевных мук, и Аваджи решил: если назавтра ничего не изменится, он пойдёт к Джурмагуну один. А если застанет в его объятиях Ану? Вынужден будет убить, пусть даже после этого убьют самого Аваджи.

Наверное, поэтому он проспал рассвет, с которым всегда прежде просыпался, потому что не мог уснуть всю ночь и забылся лишь к утру сном, сплошь состоящим из кошмаров. Виделась ему плачущая Ана, похотливое лицо Джурмагуна, которого в жизни он видел только бесстрастным, лишенных каких бы то ни было чувств.

А разбудила его, как ни странно, Прозора.

– Лоза приехал!

Лоза? Ее муж? Из осажденного города? Последний вопрос из зароившихся в голове он произнес вслух:

– На чём приехал?

– На коне, – подивилась она его непонятливости, но тут же, вспомнив, нахмурилась: кому радость, а кому – горе. – Монголы-то ушли!

– Куда ушли? – не поверил он, по-кошачьи легко спрыгнув с лежанки. – Не взяв города?

– Лестницы приготовили, ров землей засыпали, а штурмовать так и не стали, – объяснил по-русски стоявший в дверях Лоза, и Аваджи понял его.

– Это Анастасия сделала, – сказал он Лозе.

Тот вопросительно посмотрел на жену: мол, не двинулся ли умом парень? Прозора пожала плечами. Но Аваджи не обращал внимания на их переглядывания.

– Она уговорила Джурмагуна, – продолжал разговаривать он будто сам с собой. – А может, он сам предложил ей город в обмен на то, что она останется с ним…

– Город в обмен на женщину? – не поверил Лоза.

– Я бы ей всю землю предложил, – без улыбки сказал Аваджи, и Лоза не смог ему возразить.

– Лоза хочет тебе помочь, – сказала Прозора.

Аваджи покачал головой и сказал со свойственной ему прямотой:

– Ты стар, Лоза, а мне нужен молодой напарник.

– Ему всего сорок пять лет! – вступилась за мужа Прозора.

– Для жизни мало, для моего дела много, – заупрямился Аваджи.

Взгляд Лозы заискрился смехом.

– В старики нас определяют, матушка. Не вызвать ли мне его на кулачный поединок да побить?

Аваджи вмиг отпрыгнул в сторону, поняв слова бывалого воина как угрозу. Урусские шутки он не всегда понимал: что же это за шутки, если говорит человек без улыбки и вовсе не смешно?

– Однако товарищ парню и вправду нужен, – продолжал как ни в чём не бывало Лоза, – и лучше всего подойдет для этого…

– Любомир! – вырвалось у Прозоры.

– Лю-бо-мир, – с трудом повторил Аваджи. – Брат Аны? Горбун?

Лоза с Прозорой засмеялись.

– Но это будет опасно, Сонюшка!

– Опасно? – потемнела глазами та. – Я, можно сказать, вторая мать Любомиру, своими руками его вылепила. Только он о такой опасности всю жизнь мечтал. Чтобы ещё раз убедиться: горб не начинает опять сгибать его спину…

Она посмотрела на Аваджи.

– Да и зятю пора с шурином познакомиться.

Аваджи не все понял из разговора мужа с женой: прочат ему в товарищи горбуна. Издеваются?

– Мы поедем в Лебедянь? – на всякий случай уточнил он.

– Поедет Лоза и привезет с собой Любомира.

– Поехать-то поеду, – насмешливо поклонился Лоза, – но хоть вы меня вешайте, перед тем непременно щец отведаю. И тебе, браток, советую. Лучше моей Софьюшки их никто не варит, а на голодный желудок какая хорошая мысль в голову придёт?

Сообщение о пропаже Анастасии Лоза привез в дом Астахов в самый разгар веселья. Несмотря на мороз и снег, который валил уже большими хлопьями, двери в боярские хоромы были распахнуты настежь, и по доносящимся из них голосам становилось понятно, что хмельные мёды уже сделали своё дело.

Первой чаркой помянули убиенных – в их числе оказался юный дружинник. Сметюха с детства воспитывался в семье боярина Михаила, хоть и не был его прямым родственником.

Погоревали, повздыхали, но радость победы всё же плескалась наружу. Что же это было такое, как не победа, доставшаяся им за стойкость и решение погибнуть, но ворогу не сдаться?

Любомир сидел за столом рядом с братьями, впервые чувствуя себя равным. Разве не доказал он недавно свою ловкость и сноровку, помогая Глине уничтожить стенобитные орудия?