когда даже Игорь Андропов за день до смерти своего отца выступил в Стокгольме на Европейской конференции по установлению доверия и обвинил западные страны в том, что они “сознательно планируют ядерную войну". Вылетел он из Стокгольма только 9 февраля, и его самолет приземлился на Шереметьевском аэродроме, когда его отца уже не было в живых.

Если о состоянии Андропова не знал ни его сын, ни такие верные ему люди, как Гейдар Алиев и Михаил Горбачев, если даже министр иностранных дел Андрей Громыко не был вхож к нему в палату, но только, по свидетельству помощника Громыко, говорил с Андроповым по телефону — а это все были члены его “кухонного", а точнее, “больничного" кабинета, — то это значит, что ни один член Политбюро не знал точно, что творится за высоким, обнесенным колючей проволокой забором Кунцевского комплекса, где когда-то умер Сталин, а теперь умирал Андропов. Единственным связным между ним и кремлевской элитой был председатель КГБ генерал Чебриков, который выполнял при больном роль посыльного, сохраняя от всех в тайне состояние здоровья Андропова.

Остается открытым вопрос — оставались ли члены Политбюро в неведении о том, что происходит с их шефом в Кунцево, потому что он скрывал от них свое состояние, или потому что сам не понимал всей его серьезности и надеялся выздороветь? У нас нет точного ответа, хотя мы склоняемся к последнему варианту и полагаем, что резкое и необратимое ухудшение состояния Андропова наступило неожиданно и для него и для его врачей. Это подтверждает и медицинский бюллетень о его смерти. Есть слух, что он умер во время операции, на которой настоял вопреки советам врачей — больничный плен приводил этого начиненного замыслами и энергией человека в отчаяние. С другой стороны, внезапная смерть может наступить и по естественным причинам — она внезапна только для стороннего наблюдателя, коим, увы, является и больной. Тем более, это относится к таким самообманщикам, какими являются аскеты: Андропов скрывал свое состояние от самого себя, не допуская мысли, что ему суждено умереть посреди трудов не только не оконченных, но только еще начатых.

Остается только гадать, как бы сложилась судьба России и мира, если бы Андропову было отпущено не 15 месяцев, а в два-три раза больше — по крайней мере, несколько лет на посту официального руководителя империи. Несомненно, это были бы годы большей конфронтации сверхдержав, большего числа рискованных авантюр и анонимных террористических акций как дома, так и за границей — более событийные, более сенсационные годы, чем те, которые последовали непосредственно за смертью Андропова. Потому что как ни верны ему его эпигоны, им все-таки далеко до него: копия не сравнима с оригиналом.

Говорим это без всякого сожаления.

Глава вторая

ДУЭЛЬ У ГРОБА АНДРОПОВА,

ИЛИ ЧТО ПРОИЗОШЛО В КРЕМЛЕ ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ МЕЖДУ ЕГО СМЕРТЬЮ И ПОХОРОНАМИ

Пока мертвый Андропов лежал в щедро убранном цветами и венками открытом гробу в Колонном зале Дома Союзов — на том самом возвышении, где 15 месяцев назад лежал его предшественник и где спустя 13 месяцев будет лежать его преемник, — десятки тысяч москвичей проходили мимо, чтобы отдать ему последний земной поклон, и многие искренне плакали(в то время как у гробов его предшественника и преемника не плакал никто, если не считать прямых родственников), в полумиле отсюда, в Кремле, шла борьба за оставленный им пост генсека.

Согласно протоколу, ежедневно наведывались к гробу и члены Политбюро, чтобы, постояв несколько минут в торжественном карауле, вернуться к сложным закулисным маневрам. Один раз, в частном порядке, заскочил земляк покойника Михаил Горбачев и недолго, как-то особенно, по-семейному, посидел у гроба с вдовой покойного Татьяной Филипповной, Игорем и Ириной Андроповыми, подтвердив тем самым перед миллионами советских и зарубежных телезрителей личную преданность своему покровителю, без которого он бы скорее всего по сю пору прозябал в глухой провинции — партийным боссом своего родного Ставропольского края.

Горбачеву, однако, повезло с вотчиной, которая досталась ему в партийное владение. Хотя все административные единицы СССР теоретически равны между собой, но некоторые, как сказал бы Оруэлл, “равнее". В частности, далеко не в каждой из них расположены лечебницы для высшей партийной элиты, а в Ставропольском крае их было даже несколько, в том числе время от времени посещаемые кремлевскими обитателями “Красные камни", в Кисловодске. Именно на, этих всемирно знаменитых минеральных водах, богатых углекислотой, гидрокарбонатом, кальцием, магнием, доломитом и сульфатами взошли, как на дрожжах, политические карьеры двух других партийных руководителей Ставропольского края Михаила Суслова и Федора Кулакова. Оба, оказавшись в Кремле, покровительствовали молодому Михаилу Горбачеву, однако своему переводу в Москву зимой 1978 года он был обязан исключительно Андропову, который, будучи тогда Председателем КГБ, регулярно наезжал в Красные Камни, чтобы подлечить диабет, а отчасти из ностальгических чувств: санаторий находился всего в нескольких милях от станции Нагутская, где Андропов родился 15 июня 1914 года. (Казачья станица Привольное, где спустя 17 лет родился Михаил Горбачев и где до сих пор живет его мать Мария Пантелеевна, расположена на северо-запад от Кисловодска). Как и положено по протоколу, Андропова встречал партийный хозяин края, провожал от аэродрома до Красных Камней и не раз к нему потом наведывался — впрочем, ненавязчиво, без лишней помпы, зная, что Андропов вовсе ее не любитель, в отличие от других членов Политбюро, большинство из которых, к тому же, предпочитали более роскошные правительственные дачи в Крыму, на Кавказе, в Прибалтике и на Украине.

По воспоминаниям других пациентов этого элитарного санатория (к примеру, двух высокопоставленных дефекторов Аркадия Шевченко и Михаила Восленского), Андропов жил в уединенном коттедже (фактически, его казенной даче) и ни с кем не общался, если не считать регулярно приезжающих к нему из Москвы сотрудников организации, которую он возглавлял: даже отдыхая, шеф тайной полиции не забывал о своих служебных обязанностях. Его пребывание в Красных Камнях было окутано тайной и вызывало острое любопытство у других отдыхающих, которое никак, однако, удовлетворено быть не могло, ибо его дача была днем и ночью оцеплена переодетыми агентами КГБ. Единственный, для кого Андропов делал исключение, был Горбачев — его машину со ставропольским номером охрана таинственной дачи пропускала беспрепятственно. Однажды даже небольшой кортеж автомобилей, включая один ставропольский, отправился в сторону станции Нагутская — это гостеприимный хозяин здешних мест устроил своему высокопоставленному земляку сентиментальное путешествие в его пенаты, хотя и инкогнито, по настоянию Андропова, который не любил гласности не только по профессиональным, но и по личным причинам. Нам